Золотая акула - [24]

– Где Тофик? – задал я немаловажный вопрос.

Из дальнейших Соломоновых пояснений выяснилось, что нашего азербайджанского друга-«носорога» увезли в каталажку, бригада водил испарилась в предчувствии неприятностей, замечательно у них развитом; а мы же подвисли в Питере на неопределенный срок, и все, что теперь остается, – ехать в гостиницу и заливать горе крепкими алкогольными напитками.

Следуя с Соломошей в такси, наверняка управляемом агентом контрразведки, я, отвечая на вопросы партнера, задаваемые из соображений – хе-хе! – конспирации на английском языке, придерживался канвы той же самой версии, что была изложена мной следователю.

Соломон, недоверчиво щуря глаз, напирал на всякого рода подробности, и мне пришлось выразительно кивнуть ему в сторону водителя, чьи уши отчетливо шевелились, ловя каждое наше слово, после чего мой компаньон удрученно замолк, глядя на грязненькую воду Невы, видневшуюся за гранитным бруствером набережной.

Прибыв в гостиницу, Соломоша лихорадочно принялся собирать вещи, с категорической интонацией выговаривая, что ни к каким темным делам отношения не имел и не имеет, подписок никому не давал, московские дела не бросишь, задерживаться в северной унылой столице ему нет резона, а дорогу к следователю я способен преодолеть без его помощи. Кроме того, им была выражена крайняя озабоченность по поводу его, Соломона, денежных средств, находящихся на моем банковском счете.

– Зря торопишься, – заметил я. – Прибудешь сейчас в лапы мафии, запутаешься в объяснениях, истощишь нервную систему… Сиди, пей коньяк, завтра в Эрмитаж сходишь, повысишь культурный уровень…

– Ходите в ваш Эрмитаж сами! – отозвался Соломон, не являвшийся поклонником никаких искусств, кроме искусства делать из одного доллара два.

Хлопнула дверь номера, и он поспешил на отходящий поезд.

Я его не удерживал. В одиночку, не слыша истерических причитаний трусливого коммерсанта, было куда как удобнее взвесить создавшееся положение.

Принципиально меня интересовал лишь один вопрос: каким образом был вскрыт факт контрабанды? Неужели отличились таможенники с их приборами и собаками? Или имел место стук?

Вопрос, ясное дело, безответный.

Вечером я навестил гостиничный ресторан, где плотно поужинал и без особенного труда познакомился с милейшей брюнеткой, изъявившей готовность подняться со мной в номер.

Брюнетка, манерами и обликом напоминавшая дорогую путану, представилась тем не менее солисткой Пермской консерватории, по случаю оказавшейся на берегах Невы, денег за визит в номер не просила, утверждая, что я понравился ей сразу же и навек, а потому во мне поселилось основательное подозрение, что девочка – подставная.

Возможно, и в самом деле работник предприятия культуры в девичестве, а ныне – профессиональная чаровница, она солировала на органы, кому я был весьма благодарен за бесплатный роскошный подарок.

Лежа на смятых простынях и изнеможенно обнимая солистку, я, чокаясь с ней шампанским, поведал о случившейся со мной незадаче, о происках международной наркомафии, коварно подставляющей под удар законопослушных граждан и, заинтересованно этакую версию выслушав, дама посыпала уточняющими вопросами, на которые я охотно давал вполне правдоподобные ответы.

Время от времени разработка прерывалась паузами эротического свойства, поощрявшими, полагаю, мою откровенность, и во время пауз я усиленно размышлял о том, как бы повторить восхитительный День здоровья, внеся в канву нашей беседы некий штрих, сулящий моим соглядатаям намек на перспективу дальнейшего обхаживания моей персоны субъектом агентурного внедрения.

В итоге, уже засыпая, я прошептал:

– Завтра наверняка здесь появятся представители заказчика: как, мол, что, где Тофик, чего следопыт хочет…

– Ты их боишься? – сочувственно вопросила солистка.

– Ну… так, – честно ответил я, внезапно и обескураженно уясняя, что брюнетку вполне могли заслать и уголовнички. – Опасаться приходится. Орлы там еще те! Горные! Выклюют печень, как Прометею.

– Будь осторожнее!

– С тобой мне ничего не страшно, милая… Ты завтра придешь?

– Обязательно, солнышко!

Сергей Одинцов

Вернувшись из командировки в Санкт-Петербург, Одинцов сразу же с вокзала поехал на Лубянку, начальство ожидало его доклад.

Сигнал о контрабанде кокаина, поступивший из СВР, реализовался, хотя результатом операции полковник был неудовлетворен. Он предлагал проследить путь наркотика к его заказчикам, взяв преступников с поличным, но руководство привело иные доводы: за заказчиками, как следовало из оперативной информации, стояли мощные опекуны, противостояние которым не виделось целесообразным; кроме того, машины могли уйти от наблюдения, заехав на территорию какого-нибудь военного объекта, а арест подставного механика, кому поручат снять баки, вряд ли бы принес что-либо толкового.

Решили начать тщательную разработку наркодельцов агентурно-оперативными методами, связавшись с МВД, а кокаин попросту конфисковать в качестве бесхозной контрабанды, проведя формальное следствие.

Войдя в свой кабинет на Лубянке, Одинцов сразу же погрузился в кутерьму текущих дел. Из командировки он должен был приехать еще вчера, назначив встречу в гостинице с одним из своих агентов – международным аферистом, прилетевшим с важной информацией из Австрии, где проживал постоянно. Информация касалась банковской проводки взятки за махинацию с газопроводом. Агент, преисполненный гордостью от блистательно выполненной им труднейшей задачи, не чаял скорее увидеть куратора, хотя не подозревал, что все усилия его по добыче секретнейших данных глубоко напрасны. Одинцову же предстояло занять определенного рода позицию – многозначительную и загадочную, дабы не разочаровать источник своей беспомощностью и мелкотравчатостью. Основой позиции должна быть идея, что, дескать, срочные выводы по информации пока преждевременны, но возмездие, безусловно, неминуемо, благодарю за службу, Родина вас не забудет, тра-та-та-та…