Зодчий - [22]

Шрифт
Интервал

Увидав входившего в калитку Наджмеддина Бухари, гончар, сидевший в середине просторного двора среди изразцовых плит и глиняной посуды и разводивший бентонит, буквально онемел от удивления. Обычно сюда заглядывал лишь распорядитель работ, платил деньги м, погрузив готовые плиты на арбу, уезжал.

Абуталиб поспешно вскочил с места и бросился навстречу дорогому гостю.

— Как поживаете, мастер, все ли благополучно в этом доме?

— Слава всевышнему! Как ваше здоровье? — Абуталиб вытер ладонь о полу одежды и протянул руку зодчему. Затем поздоровался с учениками. А вот на распорядителя работ, солидного Ахмада Чалаби, стоящего чуть поодаль, он взглянул хмуро и буркнул холодное «салам». — Проходите, пожалуйста, на айван, — пригласил хозяин.

Один за другим гости прошли на айван. После короткой молитвы Абуталиб приказал своим ученикам, разрисовывавшим посуду, принести чай и расстелить дастархан.

— Зодчий сел, скрестив ноги, и помянул добрым словом дедов и прадедов гончара, но особенно тепло вспомнил он старшего брата Абуталиба, умершего год назад Абу Шахбаза. Он прочел в его честь молитву и не спеша заговорил о том, какой то был замечательный мастер, редкостного таланта человек. Растроганный до слез гончар с благодарностью взирал на зодчего.

— Всевышний создал человека непохожим на все другие создания свои, поставил его над всем живым в мире и наделил чудесными свойствами. Всем прочим своим созданиям — животным и насекомым — он даровал кому четыре ноги, кому восемь ног, а кому даже сорок. Но человеку кроме ног он даровал еще и руки. В этом видна его великая мудрость, в этом главное благодеяние. Человек ходит, распрямив стан, и гордо несет голову, — закончил зодчий среди благоговейного молчания слушателей.

Гончар Абуталиб замер. Он любил легенды и предания и с детским любопытством ждал продолжения.

— Если в руки только что научившегося ходить младенца дать поводья целого каравана верблюдов, — продолжал зодчий, — он поведет их, и они пойдут за ним. Животные созданы для человека; созданы во имя его. Правда, мы их режем, едим, но они на нас не в обиде… Чего только не способны создать человеческие руки! А все потому, что всевышний создал его сильным и могущественным.

И ученики, и гончар, и смотритель работ затаив дыхание внимали речам зодчего.

— Не Авиценна вовсе «Аристотель эпохи», — говаривал Заврак Нишапури. — «Аристотель эпохи»— это наш зодчий Наджмеддин Бухари.

Ученики Абуталиба расстелили дастархан и подали чай. И прихлебывая горячий душистый чай, зодчий и гончар вспоминали прошлое. Но особенно обоих развеселил один случай, который они для краткости называли «дунь-ка разок».

…Было это давным-давно, еще в Бухаре было. Отец Абуталиба и Абу Шахбаза привел своих сыновей к Наджмеддину Бухари, занимавшемуся тогда обжигом изразцовых плиток, и отдал их ему в ученики. Оба подростка, толстогубые и черные, точно негритята, работали и учились у Наджмеддина целых три года. А когда прошли эти три года, нетерпеливый и упрямый Абуталиб, не испросив на то благословения учителя построил у себя во дворе печь для обжига и открыл собственное дело: начал мастерить посуду и изразцовые плитки.

И всего-то за месяц с лишним работящий и проворный юноша намастерил огромное множество и посуды и изразцовых плиток.

Брат же его, Абу Шахбаз, остался у зодчего и продолжал учение. С восхищением и восторгом глядел он на предприимчивого брата и верил, что тот в самом недалеком будущем прославит свое имя, разбогатеет.

Наджмеддин Бухари ничего не сказал Абуталибу, ни словом не попрекнул его. Теперь он и сам превосходный мастер, великолепно справляется с работой. Он полон сил и молодого задора — вон сколько товара смастерил. Плохо ли? Для такого прекрасного и большого города и сотни отменных гончаров мало. Пусть же на всех базарах Бухары будет больше посуды, пусть все новые здания будут сплошь украшены изразцовыми плитами с глазурью. И Наджмеддин Бухари по-прежнему ласково относился к Абу-Шахбазу и не препятствовал начинанию младшего брата его Абуталиба. «Что может быть прекрасней, когда птенец, набравшись сил и смелости, вылетает из родного гнезда?»— говаривал он.

Однако любому мастеру, занимающемуся столь тонким делом, потребуется сырье — карнаб — особо размельченная земля, белый песок, ангобская глина, ковыльный пух, медные и свинцовые опилки и еще многомного всего — все это тщательно размешивают, и тогда можно и к работе приступать. И если Абуталибу трудно было достать глину, или опилки, или еще что из нужных ему материалов, Наджмеддин Бухари неизменно приходил на помощь бывшему своему ученику.

И все же дело не ладилось.

Уже через месяц Абуталиб явился к своему учителю и хмуро положил перед ним горку лазуритовых плиток: «Вот такого добра у меня два хумдана. Дважды я закладывал плитки в печь для обжига, как и положено, наполнив ее до отказа, и оба раза все плитки мои вышли щербатые и блеску у них нет. Почитай, три года работал я с вами и сотни, если не тысячи раз сам обжигал плитки — выходило же! Я и сейчас делаю все в точности, как и здесь. Так почему же у меня ничего не получается? Вот поглядите, поглядите же, лазурит и позолота вся в пупырышках, корявое все, шершавое. Весь труд на ветер пошел. То ли я в последнюю минуту усомнился в успехе, то ли это потому, что я неблагодарный человек в отношении вас… А ведь чего я хотел? Только поскорее помочь старухе матери, младшим моим братьям… Вот больше тысячи щербатых плиток, не потащу же я их на базар».


Еще от автора Мирмухсин
Умид. Сын литейщика

Имя Мирмухсина — видного узбекского поэта и прозаика широко известно русскому читателю. В Москве неоднократно издавались его поэтические сборники, повести, романы: «Джамиля», «Молнии в ночи», «Зодчий». В эту книгу вошли два произведения, написанные за последнее время: «Умид» и «Сын литейщика». В романе «Умид» рассказывается о судьбе молодого ученого научно-исследовательского института селекции Умида, человека ошибающегося, но сумевшего найти верный путь в жизни. За эту книгу Мирмухсин удостоен Государственной премии Узбекистана имени Хамзы. «Сын литейщика» — книга о славной рабочей династии. Роман этот получил премию ВЦСПС на Всесоюзном конкурсе ВЦСПС и Союза писателей СССР за лучшее произведение художественной прозы о современном рабочем классе (1978 г.).


Молнии в ночи [Авторский сборник]

В данный авторский сборник узбекского писателя вошли две повести: «Молнии в ночи» — о тяжелой доле народа-труженика под гнетом узбекских ханств, о его стремлении к свободе и желании принять Ташкент в состав России, а также «Закалка» — о становлении человека на правильный жизненный путь, о любви и дружбе.


Слива и урюк

Сказка и рассказ узбекского писателя Мирмухсина. Перевод с узбекского и литературная обработка Л. Воронковой.


Чаткальский тигр

Мирмухсин (Мирсаидов Мирмухсин) — видный узбекский прозаик и поэт. В Москве в разные годы издавались на русском языке несколько его поэтических сборников, поэмы «Ферганская весна» (1951), «Мастер Гияс» (1952), «Зеленый кишлак» (1953), роман в стихах «Зияд и Адбиба» (1961). Широкую известность писателю принесли выпущенные в свет издательством «Советский писатель» романы и повести: «Джамиля» (1963), «Белый мрамор» (1964), «Закалка» (1968), «Умид» (1972), «Сын литейщика» (1976), «Зодчий» (1978). За роман «Умид» автор удостоен Государственной премии Узбекской ССР имени Хамзы.


Молнии в ночи

В данный авторский сборник узбекского писателя вошли две повести: «Молнии в ночи» — о тяжелой доле народа-труженика под гнетом узбекских ханств, о его стремлении к свободе и желании принять Ташкент в состав России, а также «Закалка» — о становлении человека на правильный жизненный путь, о любви и дружбе. Повесть «Закалка» из-за типографского брака оказалась неполной: в книге вместо страниц 129―144 вшиты повторно страницы 113―128. В месте разрыва текста указано: .


Рекомендуем почитать
Последние публикации

В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.


В индейских прериях и тылах мятежников

Автобиографические записки Джеймса Пайка (1834–1837) — одни из самых интересных и читаемых из всего мемуарного наследия участников и очевидцев гражданской войны 1861–1865 гг. в США. Благодаря автору мемуаров — техасскому рейнджеру, разведчику и солдату, которому самые выдающиеся генералы Севера доверяли и секретные миссии, мы имеем прекрасную возможность лучше понять и природу этой войны, а самое главное — характер живших тогда людей.


Плащ еретика

Небольшой рассказ - предание о Джордано Бруно. .


Поход группы Дятлова. Первое документальное исследование причин гибели туристов

В 1959 году группа туристов отправилась из Свердловска в поход по горам Северного Урала. Их маршрут труден и не изведан. Решив заночевать на горе 1079, туристы попадают в условия, которые прекращают их последний поход. Поиски долгие и трудные. Находки в горах озадачат всех. Гору не случайно здесь прозвали «Гора Мертвецов». Очень много загадок. Но так ли всё необъяснимо? Автор создаёт документальную реконструкцию гибели туристов, предлагая читателю самому стать участником поисков.


В тисках Бастилии

Мемуары де Латюда — незаменимый источник любопытнейших сведений о тюремном быте XVIII столетия. Если, повествуя о своей молодости, де Латюд кое-что утаивал, а кое-что приукрашивал, стараясь выставить себя перед читателями в возможно более выгодном свете, то в рассказе о своих переживаниях в тюрьме он безусловно правдив и искренен, и факты, на которые он указывает, подтверждаются многочисленными документальными данными. В том грозном обвинительном акте, который беспристрастная история составила против французской монархии, запискам де Латюда принадлежит, по праву, далеко не последнее место.


Дон Корлеоне и все-все-все

Эта история произошла в реальности. Её персонажи: пират-гуманист, фашист-пацифист, пылесосный император, консультант по чёрной магии, социологи-террористы, прокуроры-революционеры, нью-йоркские гангстеры, советские партизаны, сицилийские мафиози, американские шпионы, швейцарские банкиры, ватиканские кардиналы, тысяча живых масонов, два мёртвых комиссара Каттани, один настоящий дон Корлеоне и все-все-все остальные — не являются плодом авторского вымысла. Это — история Италии.