Зодчий - [128]
Исфагани снова улыбнулся, до того он был доволен.
— И тогда вы, господин Исфагани, а также мои ученики Заврак Нишапури и Зульфикар Шаши поможете мне. Нужно подготовить три или хотя бы два варианта проекта, чтобы у их высочества был выбор. Если оправдаются наши надежды, то с этими чертежами придется съездить в Самарканд. И это сделаете вы, господин Исфагани. А потом возьмемся за дело.
— С, огромной радостью! — воскликнул Исфагани.
— И еще я хочу предупредить вас, что я не особенно жалую людей, которые во всем и всегда соглашаются со мной. Спорьте, деритесь, ведь мы собираемся строить здание, которое простоит века, — добавил зодчий.
— Разумеется, разумеется, — пробормотал Исфагани, краснея.
Масума-бека, заметившая, как сурово разговаривает зодчий с гостем, просто зашлась от обиды за него. Но конец беседы успокоил ее.
— Могу ли я готовиться к поездке на следующей неделе? — спросил Исфагани.
— Конечно, можете, — с этими словами зодчий протянул гостю пиалу чая. — Если вы не возражаете, то неплохо было бы вместе пойти а махаллю Деггарон, осмотреть площадь около Индийского дворца. Ведь именно она отведена под строительство.
— Превосходно! — согласился Исфагани. — Но увы! Мне никак не удается ни поспорить с вами, ни подраться.
Они оба рассмеялись.
— Что ж, пойдемте, — предложил Исфагани.
Они вышли на улицу. Чуть позади них шел Заврак Нишапури. До сих пор он помнил, как однажды в Герате они отправились осматривать место строительства медресе Мирзо и он, Заврак, считая, что ни тетради, ни измерительные приборы не понадобятся, не прихватил их с собой, за что была ему от учителя хорошая взбучка, поэтому на сей раз он аккуратно уложил в сумку даже шнуры для измерения и повесил на плечо аршин.
Миновав узкие извилистые улочки, путники вышли на площадь у цитадели, прошли мимо Минораи Калан, Джаме-мечети и вошли в махаллю Деггарон. С возвышенности, стоя у стен Индийского дворца, они тщательно осмотрели площадь и лавки, расположенные вокруг нее. Затем обошли весь участок, предназначенный для строительства, внимательно приглядываясь к неровностям почвы.
— Если бы господин тархан назначил смотрителем работ деятельного и честного человека, мы бы значительно выиграли во времени, — обратился зодчий к Исфагани. — Он уже сейчас бы занялся делом, подобрал бы людей, да мало ли что еще нужно… — Смотритель работ уже назначен, — отозвался Исфагани. — Он шагает рядом с вами. — И добавил с улыбкой — Но обладает ли он перечисленными вами достоинствами, не смею утверждать точно.
Зодчий рассмеялся.
— Вот как, значит, вы возьметесь сразу за два дела?
— Ну, во-первых, вы — зодчий, вы здесь глава всему, — ответил Исфагани, — а я лишь ваш помощник. И кроме того, буду распоряжаться денежными суммами, то есть выполнять обязанности смотрителя, распорядителя работ — это уж как вам угодно. Такова личная просьба его высочества,
.
— Так это же просто изумительно! — воскликнул зодчий. — В Герате нас чуть не до смерти измучил смотритель работ, невежественный и низкий человек. Одно у него было на уме — нажива, а до строительства ему и дела не было, верно я говорю, Заврак Нишапури?
— Не стоит даже вспоминать, устад, хватили мы о ним горя. Храни нас господь от такого склочника и клеветника…
Через некоторое время пришло письмо из Герата. Устад Кавам писал, что, узнав от Гавваса Мухаммада о благополучном прибытии зодчего в Бухару, о свадьбе его дочери, был этому весьма рад. Он поздравлял зодчего с новой работой, одобрил его намерение строить медресе Улугбека, желал ему сил и здоровья, благополучия и всяческих благ.
Еще не успели отослать чертежи в Самарканд, а весть о строительстве медресе Улугбека уже дошла до Герата. Это очень удивило зодчего.
— Да нет, устад, — объяснял Заврак Нишапури, — просто устад Кавам понял, что двое ученых — вы и их высочество — всегда сумеют договориться. Он знал, что вы найдете общий язык, что двое таких людей всегда поймут друг друга!
— Быть может, быть может, — задумчиво протянул зодчий. — Во всяком случае, я понимаю, что поступил правильно, согласившись на предложение его высочества. Вот и господин Кавам одобряет мое решение…
— Еще бы, — подхватил Заврак, — ведь мы не террасу во дворе купца взялись строить, а медресе в Бухаре.
Зодчий промолчал. Он всегда умолкал, когда его что-то волновало или удивляло. Ученики уже знали: когда их учитель сидит вот так, будто погруженный в дрему, то он отдыхает телом и душой, нисходит на него радость и спокойствие.
Через неделю Исмаил Исфагани отправился в Самарканд с тремя вариантами проекта медресе. Первый принадлежал зодчему, второй сделали зодчий вместе с Исфагани, а третий подготовили Заврак и Зульфикар под руководством своего учителя,
Глава XL
Первые радости
Исмаил Исфагани вернулся из Самарканда и, не заезжая домой, проехал прямо к зодчему. Заврак, встретивший гостя у калитки, привязал к колышку взмыленного коня и пригласил Исмаила Исфагани во Двор. Калитка дома зодчего была так узка, что конь не мог в нее пройти. Зодчий вышел навстречу Исфагани и крепко пожал ему руку:
— Добро пожаловать, живы, здоровы?
— Благодарю, — ответил Исфагани. — А как поживаете вы, устад, бодры ли? Я привез приятную весть — казна для нас открыта, его высочество приложили печать к проекту…
Имя Мирмухсина — видного узбекского поэта и прозаика широко известно русскому читателю. В Москве неоднократно издавались его поэтические сборники, повести, романы: «Джамиля», «Молнии в ночи», «Зодчий». В эту книгу вошли два произведения, написанные за последнее время: «Умид» и «Сын литейщика». В романе «Умид» рассказывается о судьбе молодого ученого научно-исследовательского института селекции Умида, человека ошибающегося, но сумевшего найти верный путь в жизни. За эту книгу Мирмухсин удостоен Государственной премии Узбекистана имени Хамзы. «Сын литейщика» — книга о славной рабочей династии. Роман этот получил премию ВЦСПС на Всесоюзном конкурсе ВЦСПС и Союза писателей СССР за лучшее произведение художественной прозы о современном рабочем классе (1978 г.).
В данный авторский сборник узбекского писателя вошли две повести: «Молнии в ночи» — о тяжелой доле народа-труженика под гнетом узбекских ханств, о его стремлении к свободе и желании принять Ташкент в состав России, а также «Закалка» — о становлении человека на правильный жизненный путь, о любви и дружбе.
Сказка и рассказ узбекского писателя Мирмухсина. Перевод с узбекского и литературная обработка Л. Воронковой.
Мирмухсин (Мирсаидов Мирмухсин) — видный узбекский прозаик и поэт. В Москве в разные годы издавались на русском языке несколько его поэтических сборников, поэмы «Ферганская весна» (1951), «Мастер Гияс» (1952), «Зеленый кишлак» (1953), роман в стихах «Зияд и Адбиба» (1961). Широкую известность писателю принесли выпущенные в свет издательством «Советский писатель» романы и повести: «Джамиля» (1963), «Белый мрамор» (1964), «Закалка» (1968), «Умид» (1972), «Сын литейщика» (1976), «Зодчий» (1978). За роман «Умид» автор удостоен Государственной премии Узбекской ССР имени Хамзы.
В данный авторский сборник узбекского писателя вошли две повести: «Молнии в ночи» — о тяжелой доле народа-труженика под гнетом узбекских ханств, о его стремлении к свободе и желании принять Ташкент в состав России, а также «Закалка» — о становлении человека на правильный жизненный путь, о любви и дружбе. Повесть «Закалка» из-за типографского брака оказалась неполной: в книге вместо страниц 129―144 вшиты повторно страницы 113―128. В месте разрыва текста указано: .
Генерал К. Сахаров закончил Оренбургский кадетский корпус, Николаевское инженерное училище и академию Генерального штаба. Георгиевский кавалер, участвовал в Русско-японской и Первой мировой войнах. Дважды был арестован: первый раз за участие в корниловском мятеже; второй раз за попытку пробраться в Добровольческую армию. После второго ареста бежал. В Белом движении сделал блистательную карьеру, пиком которой стало звание генерал-лейтенанта и должность командующего Восточным фронтом. Однако отношение генералов Белой Сибири к Сахарову было довольно критическое.
Исторический роман Акакия Белиашвили "Бесики" отражает одну из самых трагических эпох истории Грузии — вторую половину XVIII века. Грузинский народ, обессиленный кровопролитными войнами с персидскими и турецкими захватчиками, нашёл единственную возможность спасти национальное существование в дружбе с Россией.
В 1959 году группа туристов отправилась из Свердловска в поход по горам Северного Урала. Их маршрут труден и не изведан. Решив заночевать на горе 1079, туристы попадают в условия, которые прекращают их последний поход. Поиски долгие и трудные. Находки в горах озадачат всех. Гору не случайно здесь прозвали «Гора Мертвецов». Очень много загадок. Но так ли всё необъяснимо? Автор создаёт документальную реконструкцию гибели туристов, предлагая читателю самому стать участником поисков.
Мемуары де Латюда — незаменимый источник любопытнейших сведений о тюремном быте XVIII столетия. Если, повествуя о своей молодости, де Латюд кое-что утаивал, а кое-что приукрашивал, стараясь выставить себя перед читателями в возможно более выгодном свете, то в рассказе о своих переживаниях в тюрьме он безусловно правдив и искренен, и факты, на которые он указывает, подтверждаются многочисленными документальными данными. В том грозном обвинительном акте, который беспристрастная история составила против французской монархии, запискам де Латюда принадлежит, по праву, далеко не последнее место.
Эта история произошла в реальности. Её персонажи: пират-гуманист, фашист-пацифист, пылесосный император, консультант по чёрной магии, социологи-террористы, прокуроры-революционеры, нью-йоркские гангстеры, советские партизаны, сицилийские мафиози, американские шпионы, швейцарские банкиры, ватиканские кардиналы, тысяча живых масонов, два мёртвых комиссара Каттани, один настоящий дон Корлеоне и все-все-все остальные — не являются плодом авторского вымысла. Это — история Италии.