Знойное лето - [65]
Глазкова не очень-то обрадовала эта встреча. Намечал до пленума побегать по районным организациям, но от Коваленко теперь не отвязаться. Это же репей, так и ждет, в кого бы вцепиться.
— Пойдем сюда, Алеша, в тенечек, на скамеечку, — приговаривал Матвей Савельевич, подталкивая Алексея в райкомовский садик, где растут чахлые акации вперемежку с тополями. — Вот сюда, Алеша, садись, вот сюда. Разреши я газеточку подстелю. Вот так… Теперь слушай, — Матвей Савельевич еще раз оглянулся. — Ты в прошлую субботу мелиорацию на поля двигал, нынче тебя снова в пример поставят, а с Матвея шкуру спустят. Потому что Матвей…
— Конкретней можно о твоей трагедии? — попросил Алексей.
— Сейчас расскажу, к чему могут привести излишества в материальном стимулировании, — Матвей Савельевич заглядывает Алексею в глаза и на всякий случай, чтобы тот не убежал, крепко держит его за рукав. — Понимаешь, Алеша, дернула меня нечистая насеять нынче турнепса. Землю выбрали, что надо, удобрили, все чин-чинарем. С этих-то удобрений и полезли сурепка с просянкой, в пояс почти вымахали. А турнепса и не видать. Что тут будешь делать? Давай мараковать. Отрядил десяток баб на прополку, да вижу — им как раз до зимы хватит. Как тут быть? Опять сижу, думаю. И надумала дурья голова! Сам никому ни слова, а через одного шустрого мужичка пущаю слушок. Дескать, председатель составляет особый список на прополку турнепса. Потому что будет двойная выгода: всю траву можно забрать себе на сено, а во-вторых, что особенно заинтересовало моих мужиков, на другом краю поля будет сидеть председатель, то есть я лично, а при мне три ящика водки… И что ты думаешь, соседушка? Все мужики, сколько их есть, на заре явились и давай кричать, чтобы их на прополку пустили.
— Погоди, Матвей Савельевич, — остановил его Глазков. — Ты что, действительно на ящиках водки сидел? Или фантазия?
— В том-то и дело! Сидел, Алеша, и следил за состязанием. Ох, как они работали! Сам не видел, не поверил бы.
Алексей в сомнении качает головой, подозревая, что Коваленко все это выдумал и через час будет рассказывать всем, как разыграл он соседа.
— Ты что, не веришь? — почти с угрозой спросил Матвей Савельевич. — Дело, конечно, твое… Не успел я награды раздать, а в районе уже известно. Подозреваю, что мой новый секретарь партбюро постарался. Подсунули на мою голову! Впрочем, твой Кутейников тоже виноват, все наставления дает моему, опытом делится. Ну, это я так, к слову… Вечером сам Дубов прикатил. А что тут проверять, полна деревня пьяных, песняка наяривают. Ну, это ладно, это дело мне привычное. Но они же сукины дети так торопились к выпивке, что драли все подряд — и траву, и турнепс заодно. Угробили поле, можно сказать… Я, Алеша, мастак ругаться, но послушал бы ты, как крыл меня дорогой наш Виталий Андреевич! Прорвалась флотская закваска. А после хвать за сердце и с копылков долой. Вот тут я струхнул! Пока врачиха уколы делала, я ни живой ни мертвый был. Ладно обошлось, а то бы прямая дорога Матвею в убийцы. На мое счастье, с ним агроном из управления был, убедил Дубова, что турнепс тот проклятый все равно не вырос бы. А траву мы сгребли и два добрых стога поставили.
— То есть как — поставили? — не понял Глазков. — Ты же обещал отдать траву участникам прополки?
— Лично я ничего никому не обещал.
— Но это же нечестно!
— Обойдется! Я тебе, соседушка, другое скажу. Этот хрыч Федулов большой зуб на тебя точит. Я только что от него, баночку меду вручил. Ну чего ты зенки выкатываешь? Из своего улья, кому хочу — тому дарю. Он хоть и зануда, а концентраты кто распределяет? То-то! Может, лишку какую подкинет Матвею на бедность. Советую по-соседски, Алеша: зайди к нему, пока не поздно, поговори. Покаяния он как поп любит. Не время ссору заводить, себе дороже выйдет.
— Да пошел он к черту! — Глазков не на шутку рассердился.
— Как знаешь… Мое дело подсказать, — смиренно ответил Матвей Савельевич. — Конечно, вы люди гордые…
На крыльцо райкома выскочила секретарша Дубова и закричала:
— Коваленко, а ну быстро к Виталию Андреевичу!
— Иду, иду! — отозвался Матвей Савельевич. — Не поминай лихом, Алеша, если что.
А к райкому тем временем подъезжали легковые и грузовые машины, и скоро в садике стало тесно и шумно. Громко приветствовали друг друга, торопились узнать новости. Не прошло и получаса, а Глазкову уже стало известно, что на ремзаводе строят самоходные камышекосилки, первый образец испытан и одобрен; что в совхозе «Смычка» по недосмотру пастухов ядовитой болотной травой отравлено больше двадцати коров; что в колхозе «Вперед» на складе произошло самовозгорание травяной муки, угроблен почти месячный труд целой бригады кормозаготовителей; что ряду хозяйств уже дана разнарядка на отправку молодняка скота в сибирские области; что председатель райисполкома Нырков вчера уехал с областной бригадой в Краснодарский край насчет заготовки соломы; что в некоторых деревнях началась повальная сдача в заготконтору личного скота…
Слушая, расспрашивая, Алексей сопоставлял новости с положением в своем хозяйстве.
Приковылял, сильнее обычного припадая на протез, Кутейников. Он и Ольга в райцентр уехали еще вчера, на совещание в отдел культуры.
Это наиболее полная книга самобытного ленинградского писателя Бориса Рощина. В ее основе две повести — «Открытая дверь» и «Не без добрых людей», уже получившие широкую известность. Действие повестей происходит в районной заготовительной конторе, где властвует директор, насаждающий среди рабочих пьянство, дабы легче было подчинять их своей воле. Здоровые силы коллектива, ярким представителем которых является бригадир грузчиков Антоныч, восстают против этого зла. В книгу также вошли повести «Тайна», «Во дворе кричала собака» и другие, а также рассказы о природе и животных.
Автор книг «Голубой дымок вигвама», «Компасу надо верить», «Комендант Черного озера» В. Степаненко в романе «Где ночует зимний ветер» рассказывает о выборе своего места в жизни вчерашней десятиклассницей Анфисой Аникушкиной, приехавшей работать в геологическую партию на Полярный Урал из Москвы. Много интересных людей встречает Анфиса в этот ответственный для нее период — людей разного жизненного опыта, разных профессий. В экспедиции она приобщается к труду, проходит через суровые испытания, познает настоящую дружбу, встречает свою любовь.
В книгу украинского прозаика Федора Непоменко входят новые повесть и рассказы. В повести «Во всей своей полынной горечи» рассказывается о трагической судьбе колхозного объездчика Прокопа Багния. Жить среди людей, быть перед ними ответственным за каждый свой поступок — нравственный закон жизни каждого человека, и забвение его приводит к моральному распаду личности — такова главная идея повести, действие которой происходит в украинской деревне шестидесятых годов.
В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.
Прозу Любови Заворотчевой отличает лиризм в изображении характеров сибиряков и особенно сибирячек, людей удивительной душевной красоты, нравственно цельных, щедрых на добро, и публицистическая острота постановки наболевших проблем Тюменщины, где сегодня патриархальный уклад жизни многонационального коренного населения переворочен бурным и порой беспощадным — к природе и вековечным традициям — вторжением нефтедобытчиков. Главная удача писательницы — выхваченные из глубинки женские образы и судьбы.