Знойное лето - [43]

Последним из кабинета уходил Кутейников.

— А доклад на собрании тебе, Алексей Павлович, делать, — вроде бы невзначай сказал Николай Петрович. — Только я бы попросил без импровизации на тему жаркой погоды. Об этом мы уже поговорили действительно достаточно. Сейчас мы должны убедить коммунистов, а через них и всех колхозников. Мы должны дать конкретную и предельно ясную программу действия каждому без исключения. Игра начинается крупная, и наш главный козырь — убеждение и действие. Упаси нас боже, как говорится, от паники и неверия.

Скажи это не Кутейников, а кто угодно другой, Алексей обязательно бы вспылил. Но сейчас он только и сказал:

— Я все понял, Николай Петрович.

— Тогда ладно. Тогда очень даже хорошо, — Кутейников смотрел на Алексея большими серыми и вроде виноватыми глазами, в которых весь Кутейников на виду — вся его стариковская мудрость. — Я, Алексей Павлович, поеду по бригадам, к народу. Вечерком мы еще поговорим. Ладно?

Оставшись один, Глазков разозлился на себя. Не подготовился к разговору, получилась действительно неудачная импровизация. Хотя все сказано верно, но какой-то малости не хватило. Кутейников это сразу заметил.

В такие вот минуты злости на себя Алексей особенно ясно понимает, что он не сделал бы в Хомутово и половины сделанного, не будь рядом Николая Петровича — добродушного, простоватого, спокойного, умного, настойчивого, осторожного. Эти качества секретаря партбюро как-то уравновешивают торопливость и бесшабашность Глазкова. Николай Петрович раньше самого Алексея, наверное, понял и оценил вводимые им новшества и приложил все старание на их защиту и пропаганду, ибо без этого хомутовцы долго не поняли бы Глазкова и не пошли бы за ним. Когда Глазкова ругают за поспешность какого-то решения, Кутейников может доказать, что это полезный азарт, рожденный желанием скорее достичь цели. Если хвалят, Николай Петрович столь же просто доказывает Алексею, что одобрение сделано авансом, который еще надо отрабатывать и отрабатывать. В споре Кутейников может не устоять перед чьим-то бойким красноречием, но всегда последователен и стоек, если дело коснется не мелочи, а основ. Вроде бы самые обычные слова говорит, но выстраиваются они столь прочно, что невозможно разрушить их связь.

У Глазкова так не получается. Еще не умеет он так…

4

Казалось, нет уже силы, способной не то чтобы противостоять стихии, а хотя бы чуть ослабить ее губительное действие.

Бессилие плодит растерянность. От растерянности один шаг до паники, питаемой слухами, сплетнями, чьей-то злостью, чьей-то обидой и чьим-то равнодушием. А дальше покатит лавина. Неуправляемая и страшная.

Уже началось.

Самозваные комментаторы с трагичностью очевидцев вполголоса передают ужасные новости. В одном месте (они доверительно называют это место) будто бы целый поселок со всем населением и живностью задохнулся в дыму огромного лесного пожара. Леса запалили, рассказывают, специально, чтобы вызвать движение туч с Атлантического океана на Урал. Но ничего из этого не получилось… В другом месте (вам опять назовут это место и добавят, что все видели своими собственными глазами) — в другом месте от зноя и безводья будто бы взбесилось стадо коров и их расстреливали с земли и воздуха… А где-то, ходит слушок, сами люди взбесились, поскольку им, как в пустынях, воду стали привозить в цистернах и раздавать не больше ведра на семью в сутки… Обыватель, племя которого живуче, млел от жути и всполошно ринулся штурмовать магазины, делать запасы муки, сахара, крупы.

Казалось, еще какой-то день, еще сколько-то градусов вверх на термометре, еще одна непроглядная пыльная буря — и стихия породит стихию.

Но уже сотни и тысячи людей, даже далеких от сельских дел, включились в срочную, безотлагательную и чрезвычайную работу. Первым, как от века положено, всколыхнулся рабочий класс. Металлурги областного центра принимают решение: помимо всей прочей помощи селу каждому работнику завода накосить, нарвать, насобирать, наскрести и сдать на заводской приемный пункт пятьдесят килограммов сухой травы. На их призыв тут же отозвались машиностроители, горняки, работники учреждений, школьники. На многих заводах, не дожидаясь официальных решений, провели собрания совместно с подшефными и наметили, какую дополнительную помощь — людьми, техникой, материалами — оказать попавшим в беду селянам.

В эти тревожные дни обком партии напоминал армейский штаб перед решающим наступлением. Сюда, на все его пять этажей, стекались сведения о противнике, о резервах, о тылах, о стратегических формированиях, которые должны быть готовы к определенному сроку. Сведения анализируются, концентрируются, уточняются и перепроверяются, поскольку еще в достатке людей, впадающих в панику без причины или, наоборот, не признающих никаких реальностей. На основе собранных воедино данных должна определиться тактика активной обороны и наступления. Необходимо было дать ответы на множество вопросов. Что могут сделать селяне своими силами сейчас и в будущем? Что они могут сделать еще сверх того, если поднатужатся? Как в создавшихся условиях работать всем службам и ведомствам? Какой быть агитации? К чему призывать и какое дело считать главнейшим? Что может сделать область своими силами? Откуда и какую просить помощь?