Знойная параллель - [4]
— Кто пилотирует «По-2», доложите!
— Старший лейтенант Кандауров,— слышится в ответ.— Как быть, товарищ командир? Машину выровнять невозможно, слишком большой крен.
— Спокойно, товарищ Кандауров. Крепче держите штурвал, не дайте свалиться машине. Что со стрелком? Жив? В сознании?
— Так точно, в сознании! Повис вниз головой. Зацепился за трос карабином. Дотянуться ему рукой до троса и отцепиться невозможно. Хватается руками за воздух, а за крыло схватиться никак не может.
«Батя», не снимая наушников, подзывает инструктора парашютной службы.
— Старший лейтенант, берите полотнище, мобилизуйте всех, кто есть на аэродроме. Попробуем поймать парашютиста.—Тут же он кричит по рации:—Кандауров, скажите парашютисту, чтобы достал нож... Примерно на стометровой высоте пусть обрежет ремни. Иного выхода не вижу. Действуйте!
Мы, как угорелые, несемся к посадочному знаку «Т». Это огромное полотнище. И это единственное — во что мы можем поймать бедного Ваньку Мирошина. Между тем «По-2» медленно снижается над аэродромом. Нетрудно догадаться, что произойдет, если стрелок не сможет отцепиться от самолета. Легкий «кукурузник», снизившись, непременно врежется в землю, и вряд ли спасутся от неминуемой гибели люди. Уже подбежав к «Т», мы все, словно по команде, останавливаемся. Чары что-то кричит.
— Смотрите, смотрите!
«По-2» прямо над нами. С земли видно, как Мирошин, раскачиваясь, пытается схватиться за крыло. Ох, как хочется помочь ему, но как? Как?! И мы кричим ему вразнобой:
— Держись! Не падай духом! Главное, спокойствие!
Вряд ли Мирошин нас слышит, поскольку мотор «кукурузника» громко стрекочет. Но мы видим, как Мирошин все настойчивее проявляет жизнеспособность. Вот он словно прилип к крылу, копошится, взбрыкивая ногой, видимо, лезет на плоскость.
— Неужели хочет залезть назад, в кабину? — недоумевает стоящий рядом со мной Костя.
— Нужда заставит — залезешь,— отзывается Чары. Но нет, Мирошин оказался сообразительнее нас. Он подтянулся, схватившись за трос, отцепил карабин и камнем полетел вниз, а на трехсотметровой высоте раскрыл парашют. Прошелестел белый сверкающий купол.
Стрелок, словно на гигантских качелях, закачался из стороны в сторону, с превеликим трудом успел погасить размашистую амплитуду и приземлился на краю аэродрома. Мы ринулись к нему. Две машины — пожарная и скорой помощи — догнали нас и оставили позади. А вот и командирский «виллис» мчится к месту приземления. Целая толпа пожарников и медработников окружила парашютиста: не понять — все ли в порядке? При виде командира полка все расступились. Мирошин стоит бледный, белее стены, а медсестра заставляет его выпить налитый в кружку спирт.
— Пей! — властно приказывает «батя», видя, что в лице парашютиста нет ни кровинки.
Мирошин вздрагивает от знакомого властного голоса и пьет, глупо улыбаясь. Пьет большими глотками.
Случай с Мирошиным вызвал разноречия среди командного состава. «Батя», например, снисходительно посмеивался, а замполит, подполковник Бабаев, говорил о хладнокровии и завидной выдержке стрелка. В целом же в полку несколько дней царила атмосфера настороженности. Было такое ощущение, что вот-вот заговорят о Мирошине где-нибудь в «верхах», и тогда наш штурмовой, гвардейский получит соответствующую оценку. Обстановка разрядилась самым неожиданным образом. Однажды утром, войдя в свой кабинет, полковник Ребров только было взялся за бумаги, как на пороге появился замполит.
— Здравия желаю, Олег Евсеевич. Читали о нашем Мирошине? Вот, полюбуйтесь. Целый очерк.
«Батя» даже не посмотрел, кто автор корреспонденции, пока не прочитал ее от первой до последней строчки. И лишь увидев внизу мою фамилию, потускнел:
— Черт те что,— выругался он удрученно.— Кто уполномочил этого Природина писать в газету?
— Олег Евсеевич, это вы зря,— упрекнул командира Бабаев.— Написано складно. Фальши никакой нет. К тому же, как я заметил, к очерку приложил руку кто-то еще. Тут и цифры точные, и оперативные выкладки. Думаю, прежде чем напечатать очерк, редакция консультировалась... Может быть, даже в дивизии.
— Уму непостижимо, Маха Магомедович, ну какой же это героизм! Стрелок вынужден был спасать себя, вот и спасся! Любой бы на его месте поступил точно так же!
— Вы, Олег Евсеевич, заговорили о вынужденности,— тихонько начал Бабаев.—Но разве не вынужденная обстановка — первое условие для рождения подвига? Давайте не будем уходить далеко, а вспомним, как стали героем вы. Вылетая на боевое задание под Керчью, вы даже и не подозревали, что встретитесь с тремя «мессершмиттами». Вы вынуждены были вступить в неравный бой.
— Ну вот еще, нашел пример,— обиделся «батя».
— Ладно, замнем для ясности,— сказал замполит.— Если хотите, я приведу с десяток примеров, когда люди становились героями благодаря тому, что их вынуждала обстановка!
Спор, наверное, продолжался бы долго, но в это время раздался телефонный звонок. «Батя» поднял трубку и услышал голос командира дивизии: «Поздравляю, Олег Евсеевич! Ишь как твоего питомца отметили! Молодец! Объяви Мирошину от моего имени благодарность. И всему личному составу полка».
— Слушаюсь, товарищ генерал,— растерянно ответил Ребров, положив трубку, покачал головой и виновато улыбнулся.
Исторический роман Валентина Рыбина повествует о борьбе хивинских туркмен за независимость и создание собственного государства под предводительством известного туркменского вождя Атамурад-хана.Тесно с судьбами свободолюбивых кочевников переплетаем ся судьба беглого русского пушкаря Сергея. Проданный в рабство, он становится командующим артиллерией у хивинского хана и тайно поддерживает туркмен, спасших его от неволи.
Творчеству писателя Валентина Рыбина — автора поэтических сборников «Добрый вестник», «Синие горы», «Каджарская легенда», повести о пограничниках «Тайна лысого камня», — присуща приверженность к историческим темам.История зарождения великой дружбы русского и туркменского народов с особой силой волнует писателя. Изучению ее В. Рыбин отдал немало творческих сил и энергии. Роман «Море согласия» — плод напряженного труда писателя. Он повествует о первых шагах сближения русских и туркмен, о тех драматических событиях, которые разыгрались у берегов Каспия полтора столетия назад.
В новом романе писатель лауреат Госпремии ТССР им. Махтумкули В. Рыбин рассказывает о жизни Туркменистана с 1924 по 1945 год — время строительства социализма, первых довоенных пятилеток и периода Отечественной войны. Через трудные испытания проходят герои романа — братья Каюмовы — Ратх и Аман. Тесно переплетаются с их судьбой в судьбы красных командиров — Ивана Иргизова, Василия Чепурного, Сергея Морозова.Роман написан на основе подлинных событий.
Валентин Федорович Рыбин лауреат Государственной премий ТССР им. Махтумкули. В настоящую книгу вошли повесть «Царство Доврана» и рассказы «Берёг загадок», «Член кооператива», «Джучи», «Сотый архар».
Писатель В. Рыбин, лауреат Государственной премии имени Махтумкули, автор известного романа «Море согласия», свой новый роман посвятил русско-туркменским связям XIX столетия. В нём показан период 30—40-х годов, когда на российском престоле сидел царь-тиран Николай I, когда Ираном правил не менее жестокий Мухаммед-шах, а в Хиве и Бухаре царил феодальный произвол ханов. Четыре государя вели в тот период жесточайшую борьбу за туркменскую землю. А кочевники-туркмены боролись за свою независимость, за обретение государственности.
В романе лауреата Государственной премии Туркменистана им. Махтумкули, автора ряда исторических романов («Море согласия», «Государи и кочевники», «Перелом», «Огненная арена», «Разбег» и др.) вскрывается исторический пласт в жизни Закаспийского края 1912-1925 гг.Основной мотив произведения - сближение туркменских дехкан и русских рабочих, их совместное участие в свержении царской власти и провозглашении Туркменской Советской Социалистической Республики.Рецензент: доктор исторических наук А. А. Росляков.
Жестокой и кровавой была борьба за Советскую власть, за новую жизнь в Адыгее. Враги революции пытались в своих целях использовать национальные, родовые, бытовые и религиозные особенности адыгейского народа, но им это не удалось. Борьба, которую Нух, Ильяс, Умар и другие адыгейцы ведут за лучшую долю для своего народа, завершается победой благодаря честной и бескорыстной помощи русских. В книге ярко показана дружба бывшего комиссара Максима Перегудова и рядового буденновца адыгейца Ильяса Теучежа.
Повесть о рыбаках и их детях из каракалпакского аула Тербенбеса. События, происходящие в повести, относятся к 1921 году, когда рыбаки Аральского моря по призыву В. И. Ленина вышли в море на лов рыбы для голодающих Поволжья, чтобы своим самоотверженным трудом и интернациональной солидарностью помочь русским рабочим и крестьянам спасти молодую Республику Советов. Автор повести Галым Сейтназаров — современный каракалпакский прозаик и поэт. Ленинская тема — одна из главных в его творчестве. Известность среди читателей получила его поэма о В.
Автобиографические записки Джеймса Пайка (1834–1837) — одни из самых интересных и читаемых из всего мемуарного наследия участников и очевидцев гражданской войны 1861–1865 гг. в США. Благодаря автору мемуаров — техасскому рейнджеру, разведчику и солдату, которому самые выдающиеся генералы Севера доверяли и секретные миссии, мы имеем прекрасную возможность лучше понять и природу этой войны, а самое главное — характер живших тогда людей.
В 1959 году группа туристов отправилась из Свердловска в поход по горам Северного Урала. Их маршрут труден и не изведан. Решив заночевать на горе 1079, туристы попадают в условия, которые прекращают их последний поход. Поиски долгие и трудные. Находки в горах озадачат всех. Гору не случайно здесь прозвали «Гора Мертвецов». Очень много загадок. Но так ли всё необъяснимо? Автор создаёт документальную реконструкцию гибели туристов, предлагая читателю самому стать участником поисков.
Мемуары де Латюда — незаменимый источник любопытнейших сведений о тюремном быте XVIII столетия. Если, повествуя о своей молодости, де Латюд кое-что утаивал, а кое-что приукрашивал, стараясь выставить себя перед читателями в возможно более выгодном свете, то в рассказе о своих переживаниях в тюрьме он безусловно правдив и искренен, и факты, на которые он указывает, подтверждаются многочисленными документальными данными. В том грозном обвинительном акте, который беспристрастная история составила против французской монархии, запискам де Латюда принадлежит, по праву, далеко не последнее место.