Зной прошлого - [23]

— И как долго длится служба в жандармерии? — боязливо поинтересовался Цветан.

— Как долго? Да всю жизнь, — с усмешкой ответил подпоручик. — Полиция сейчас и гроша ломаного не стоит. Может, и армия не нужна станет, но, покуда будут коммунисты, будет существовать и жандармерия. А те растут как грибы, так что на наш век хватит.

— Форма у вас, как у офицеров действующей армии? — уже с явной заинтересованностью отметил Цветков.

— Да, форма, как у них, однако прав намного больше. Мы можем любого арестовать из действующей армии, а вот нас, офицеров жандармерии, никто не может тронуть и пальцем.

— Примут ли меня?

— Разумеется, ты всегда был нашим человеком. Пару слов шепну капитану Русеву, и все будет в порядке. Ему предоставлена правительством неограниченная власть. Он имеет право назначать и увольнять по своему личному усмотрению…

…Вот уже целый месяц подпоручик Цветков со вверенным ему взводом преследовал партизанский отряд. Но надо же такое невезение — как только взвод Цветкова нападал на след партизан, они бесследно исчезали. Другие взводы участвовали в стычках с партизанами, их командиры получали благодарности от начальства, а взвод Цветкова так и не побывал в деле. Ротный командир вначале лишь подшучивал, а затем стал открыто выражать свое недовольство. «Не пора ли окрестить и тебя, подпоручик? Ведь ты еще не стал настоящим жандармским офицером», — не упускал возможности задеть при всех Цветкова ротный. «Партизаны, как услышат, что Цветков выступил, драпают во все стороны без оглядки», — вторили ему жандармские асы.

Но вот долгожданный момент наступил: близ села Бырдарево жандармами Цветкова был схвачен партизан из отряда «Васил Левский». Цветков возбужденно вертел ручку полевого телефона, торопясь отрапортовать ротному об успехе, и, самодовольно потирая руки, ждал, когда приведут пленного. Наконец-то и ему выпал случай полюбоваться на вытянувшиеся от зависти физиономии его самонадеянных коллег.

В палатку шумно ввалилась группа жандармов со взятым в плен партизаном. Они все еще продолжали громко спорить о том, кто из них первым увидел партизана, кто схватил его и кому, следовательно, причитается положенная награда. Самодовольная улыбка слетела с лица подпоручика при виде пленного. Тот стоял молча, бледный как полотно, не обращая внимания на кипящие вокруг него распри. Подпоручик в замешательстве отвел взгляд в сторону и не мог вымолвить ни слова.

— Похоже, что вы знакомы с ним, господин подпоручик. Уж не родня ли он вам, случайно? — поинтересовался один из жандармов.

Подпоручик все еще не мог прийти в себя.

— Знакомые мы с ним, и довольно старые, — ответил за него пленный партизан Цонко Николов из Варны.

Цветков выглядел явно смущенным. В голове у него шумело — вот так крещение! Не могли кого-нибудь другого схватить — Цонко взяли в плен. В гимназии они сидели за одной партой — были хорошими приятелями. Затем Цонко стал членом Рабочего молодежного союза, а Цветан хотя, казалось бы, и разделял взгляды товарища, но так и не пошел по его пути — продолжал колебаться, никак не мог сделать выбор. Но и тогда между ними сохранялись дружественные отношения. Цонко верил, что со временем ему удастся убедить товарища в справедливости дела, которому сам он отдавался всецело, и что сын бедняка Цветков найдет свое место в рядах борцов за свободу и справедливость. Затем их дороги разошлись. И вот неожиданная встреча здесь, в горах, на краю крохотного, мало кому известного села.

— Вас спрашивают, господин подпоручик, — прервал молчание телефонист. — Ротный.

Начальство поздравило с первым успехом и распорядилось, чтобы подпоручик лично отконвоировал пленного в село Голица, в штаб роты.

И вот уже подпоручик жандармерии Цветан Цветков торопливо шагает по лесной тропе. Шагах в десяти позади него со связанными за спиной руками в сопровождении двух жандармов идет его бывший школьный товарищ Цонко Николов. О соблюдении дистанции предусмотрительно распорядился сам взводный, хотя, казалось бы, чего ему опасаться? О чем могли говорить офицер жандармерии и пленный партизан? Сейчас они были по разные стороны баррикады: один — «защитник царя и отечества», другой — «рушитель государственных устоев». Но воспоминания о былом продолжали преследовать подпоручика, не давали ему покоя, ему никак не удавалось отогнать их. Для себя он решил, что больше не взглянет на пленного, ни одним словом не обмолвится с ним. Но не выдержал. Не прошли и километра, как Цветков резко повернулся и, крепко сжимая в руках автомат, преградил дорогу пленному. Жандармы оторопело остановились.

— Зачем встал на моем пути? — сорвался на крик подпоручик. — Зачем? Мало тебе места было в лесу? Посмотри кругом — всюду свободно…

— Откуда мне было знать, где свободно, — ответил Цонко. — Теперь-то знаю, но уже поздно. Так что тебе решать.

Лишь на мгновение их взгляды встретились. Подпоручик не выдержал. Холодный пот выступил у него на лбу, он пошатнулся и каким-то чужим голосом скомандовал:

— Охрана, дистанция десять шагов позади меня — марш!

Дня через два после этого командир роты пригласил Цветкова к себе на обед в штаб в селе Голица. Любезность ротного не вызвала у приглашенного особого восторга: он понимал, что обед является только предлогом. К тому же Цветкову стало известно, что утром в штабе побывал командующий армией генерал-лейтенант Христов. «Зачем я им понадобился? — размышлял подпоручик. — Возможно, хотят услышать от меня, что за человек Цонко. Расскажу им все как есть, надеюсь, поймут. Отправят Цонко в тюрьму — и делу конец».