Знай мое имя. Правдивая история - [92]

Едва я появилась в гостиной, Лукас вскочил с кресла, обнял меня за плечи и принялся успокаивать разговорами.

— Все нормально, все в полном порядке. Что происходит? — он говорил ровным голосом, пытаясь таким образом меня успокоить.

— Тебе нужно разозлиться. Когда будешь читать это, я хочу, чтобы ты злился, — проговорила я, отталкивая его руку.

Я ждала от него, что он взбесится, что выйдет из себя, что поймет, каково мне. Я хотела, чтобы он взорвался, чтобы начал крушить все вокруг себя.

За сексуальное насилие хотят дать умеренное наказание — тут есть из-за чего прийти в бешенство. Может быть, в разговоре с инспектором я проявила вовсе не сдержанность, которой от меня все время хотели, а элементарную подавленность? Может быть, я стала робким, затравленным существом? Но теперь заявление о воздействии на жертву точно не будет напоминать грустную запись в женском дневнике, повествующую о моих переживаниях. Помощник окружного прокурора сказала, что принято обращаться напрямую к судье, но я решила, что это должен быть Брок. Я снова позвонила ей: «Есть ли какие-либо ограничения по объему?» Она ответила, что формально их нет.

Я печатала так неистово, что сводило пальцы. Потом откатилась от стола, прошла несколько кругов по комнате и снова вернулась за компьютер. Ярость не дает находиться на одном месте, но, когда ее слишком много, она парализует. Я довольно часто прерывалась, ладонями растирала щеки и твердила: «Только сейчас. Нужно сделать это именно сейчас». Мне было физически трудно сосредоточиться и направить свой гнев на клавиши, я не могла думать о выборе слов и правильном синтаксисе, когда тело буквально разрывало на части.

Все-таки я преодолела себя и позвонила подруге Мэл.

— Скажи, что не так? — спросила она.

Я начала выкладывать всю череду неубедительных оправданий. Когда я наконец остановилась, то услышала:

— Я записала все, что ты тут наговорила. Пришлю тебе сейчас по почте. Используй это.

В тот вечер в «Гелиуме» выступала Маргарет Чо; в 2015 году она выпустила музыкальный клип I Wanna Kill My Rapist[56]. Чо была одной из немногих американок азиатского происхождения в современной поп-культуре, на которую хотелось равняться, в юности она стала для меня символом непримиримости и честности. Сидя на последнем ряду, я видела, как она выходит на сцену — выходит из той же двери, которой обычно пользовалась и я. На ней были красные туфли на каблуках, желтые штаны, как у главной героини «Убить Билла», и черная футболка с надписью «OUI»[57]. После выступления, когда зрители разошлись, я отправилась прямиком к гримерке и постучала в дверь. Немедленно появились два телохранителя и преградили мне путь. «Но я тоже выступала здесь…» — начала я. Какая-то сотрудница концертного зала потребовала, чтобы я ушла. Вообще-то я всегда делаю то, что мне велят, но в тот момент ноги просто прилипли к полу. Еще двое из обслуживающего персонала замахали на меня кухонными полотенцами, приказывая убираться. Вдруг между плечами охранников я увидела голову Маргарет и окликнула ее по имени.

— Я здесь тоже выступаю, — крикнула я ей через плечи мужчин. — Просто хотела сказать, что ваш клип великолепен!

Маргарет посмотрела прямо на меня и улыбнулась. Потом поблагодарила и спросила, как меня зовут.

— Шанель, — ответила я.

— Приятно познакомиться, Шанель, — кивнула она.

Мы соединили руки над плечами охранников, и ее тут же увели.

Я собралась уходить, но внутри что-то оборвалось. Я опустилась на деревянный стул, обхватила голову руками и заплакала в пустом зрительном зале. Остановиться я уже не могла и прорыдала всю дорогу домой. Пыталась, конечно, улыбаться, чтобы не пугать прохожих на улице. Мой гнев прорвался, выпустив наружу отчаяние. Маргарет точно понимала, каково это, когда тебя хотят сломать. Вырываться и кричать при этом совсем не означает, что ты сошел с ума. Напротив, это признак того, что ты выбрал правильный путь. Таким образом мы учимся давать отпор. Ярость дается нам для того, чтобы напрочь сжечь в себе робость.

Но как заставить их выслушать себя? Я не хотела, чтобы меня сбрасывали со счета как еще одну жертву-истеричку. Я помнила, что гнев пришел потом, вначале появилось нечто похожее на боль. Вот и нужно, чтобы вместе с моей злостью они почувствовали и мою боль. Чтобы успокоиться, я взяла огромные ватманы, которые Лукас подарил мне после нашего первого свидания. Нарисовала широкую изгибающуюся дорогу, странных существ в фургонах и на моноколесах, парня с развевающимся на ветру шарфом, фламинго с завязанными в узлы шеями, антилопу на скутере. Я рисовала до тех пор, пока мысли наконец не успокоились.

На следующий день я позвонила приятелю Мэту, который до сих пор не знал, что я и есть та самая Эмили. Из людей, посвященных в мои дела, уже мало кто ожидал что-то от Брока и порочной системы правосудия. Мне захотелось почувствовать чье-то непосредственное потрясение, захотелось услышать чье-то ошарашенное: «Как такое вообще возможно?!» Я казалась сама себе сумасшедшей, собственно, ею я и стала. Мне было необходимо узнать, что кому-то это тоже взрывает мозг. Когда я все рассказала Мэту, его сочувствие и растерянность меня вполне утешили. Мой приятель верующий, поэтому он поинтересовался, можно ли ему помолиться за меня. И сразу помолился, прямо по телефону. Он не просил дать мне сил, просто в молитве упомянул, что я и так была достаточно сильной, чтобы справиться со всем этим.