Знай мое имя. Правдивая история - [29]

— У тебя сохранилось то голосовое сообщение?

Лукас прекратил печатать и посмотрел на меня.

— Зачем тебе? — спросил он.

— Просто хотела послушать, — ответила я.

Он по-прежнему не сводил с меня глаз. Его мобильник приземлился на кровать рядом со мной. Слушая сообщение впервые, я закуталась в одеяло и спрятала лицо. В протоколе оно записано следующим образом:

ГОЛОСОВОЕ СООБЩЕНИЕ, ОСТАВЛЕННОЕ ШАНЕЛЬ ЕЕ ПАРНЮ

18.01.15 в 3:39:34

Привет. М-м-м… (неразборчиво) Вот хрень… (неразборчиво). Привет (неразборчиво), твой телефон… Тут столько мужиков (неразборчиво), в общем, не важно, я люблю тебя больше всех. (Неразборчиво.) Так что я (неразборчиво) э-э-э. Ох (смех). Ты… Ты… как же это, ну ты сам знаешь. И пусть ты много работаешь, летом я тебя отблагодарю. Если даже ты будешь работать двадцать четыре часа в сутки, двадцать четыре из тридцати. Ой, а сколько часов в сутках? В общем, сколько бы ты ни работал или работал… Знаешь, я несу чушь. Ты мне нравишься, так си-и-ильно. И я просто хочу, хочу, чтобы ты знал это. Ладно, пока-а-а-а. Ты, ты мне очень нравишься, больше, чем думаешь. Ладно, все, пока (неразборчиво).

Хотя слов было не разобрать, но как-то сразу становилось понятно, что я перескакиваю с одного на другое. Мой голос растекался и свертывался, словно масло на раскаленной сковородке. Любой, кто заговорил бы со мной, сразу понял бы, что я невменяема. Вдобавок ко всему, это сообщение сдавало меня с потрохами: даже в таком полусознательном состоянии я хотела Лукаса, он мне был нужен, и я звонила ему, чтобы надиктовать эту сомнительную валентинку. Про себя я поблагодарила Шанель за то, что она так быстро отключилась. Потом до меня еще дошло: начинать сообщение таким образом — не самое лучшее для моей репутации. Защита обязательно вцепится в это, доказывая, что я вообще вела себя вульгарно и непристойно. Я собиралась быть хорошей жертвой, и мне следовало следить за языком. Как многому еще предстояло научиться!

Я подняла глаза на Лукаса и наткнулась на его пристальный взгляд.

— Что происходит?

— Ничего, — пожала я плечами.

Меня пугал этот слишком напряженный взгляд. Я видела, как старательно он соотносит факты у себя в голове. Потом Лукас закрыл ноутбук и забрался ко мне на кровать. Какое-то время мы сидели в полной тишине.

— Тебя изнасиловали?

Предельная прямота, с которой он произнес это, потрясла меня. Сами слова были тоже невыносимы. Я замотала головой.

— Не помню.

Он откинулся на подушку, глядя прямо перед собой, находясь как будто не здесь.

— Что случилось? — спросил он.

— Ничего, — ответила я.

— Это не ответ.

— Ну, там проходили два парня, они помешали ему, — заговорила я. — Полагаю, он сделал это только пальцами. Я не помню, он сбежал. Его поймали.

Я все еще не представляла, как говорить об этом. Улыбнулась ему. Выглядело, должно быть, жутковато, но мне отчаянно хотелось казаться невозмутимой.

— Я знал, — произнес Лукас. — У меня было плохое предчувствие. Мне нужно было остаться на телефоне. Ты была одна, мне не следовало бросать трубку. Я просто не знал, что делать.

Я замотала головой, пытаясь сказать, что это вовсе не из-за него. Мне хотелось провалиться на месте от того, как он воспринял услышанное. Какое-то время Лукас молчал, потом произнес:

— Я не допущу, чтобы с тобой случилось что-то плохое.

Это было невозможно, но тогда я позволила себе поверить. Я положила голову ему на грудь, а он продолжал смотреть прямо перед собой. Обнявшись, в тишине мы пролежали много часов подряд. Так прошел день. То солнце светило не для нас.

Лукас мог уйти, решив, что для него это все слишком. Но он, напротив, приблизился к моей боли вплотную и остался: «Что бы ни случилось, я с тобой».

Уже потом он рассказал, как летел назад в Филадельфию и читал в самолете полицейские сводки. У него закружилась голова, он расстегнул ремень, прошел по проходу, его вырвало в маленькую самолетную раковину. Я представила его в крошечном туалете, с дверью, закрывающейся, словно меха аккордеона, и очередь снаружи, ожидающую, пока он выблюет навязчивый образ моего тела. Да, любить кого-то порой бывает больно.

Недавно я спросила его об этом, уже после того, как сумбурно описала в книге нашу встречу и все остальное.

— Почему ты вообще захотел быть со мной после всего?

— Потому что это ты, — сказал он.

Я отстранилась.

— Понятно, но как насчет нападения, того, что я была пьяна, и всего прочего?

— А как насчет того, что ты это просто ты?

* * *

В конце февраля меня перед работой вызвали в полицейский участок. Детектив Ким по телефону сказал, что нужно «разобраться в отношениях». Когда я парковалась, туман все еще висел на ветвях эвкалиптовых деревьев. Меня проводили в тот же маленький кабинет со стенами цвета грибного супа-пюре и черным диктофоном на столе. По поводу него я уже не питала особых иллюзий. Меня спрашивали:

• какое у Лукаса полное имя?

• как долго мы были вместе?

• когда наши отношения стали чем-то большим и вышли за рамки разговоров, звонков и эсэмэсок?

• спали ли мы друг с другом?

• не изменяли ли мы друг другу?

• откуда он был родом?

• как мы познакомились?

• как часто встречались?