Знатный род Рамирес - [109]

Но, увы! Под сенью старого дуба три знаменитых рыцаря не спеша измышляли самую страшную месть. Труктезиндо считал, что надо вернуться в Санта-Иренею, воздвигнуть виселицу у дозорной башни, на том самом месте, где упало на землю мертвое тело сына, и повесить на ней, предварительно выпоров, подлого убийцу. Старый дон Педро де Кастро предлагал другую расправу, не менее страшную, но более краткую. К чему возвращаться в Санта-Иренею, тратить на это целый день, когда нужно скакать в Монтемор на выручку к инфантам? Не лучше ли положить Бастарда у ног Труктезиндо на добрую колоду, как свинью, что режут к рождеству, и приказать конюху, чтоб тот опалил ему бороду, а потом велеть мяснику, чтоб тот прирезал его кухонным ножом и медленно, по капле выпустил кровь из горла?

— Что скажешь, сеньор дон Гарсия?

Дон Гарсия Мудрый расстегнул железное забрало и отер с морщинистого лица пот и пыль сражения.

— Друзья и сеньоры! — молвил он. — Неподалеку, за этими холмами, лежит Гадючье озеро. Если мы двинемся к нему, мы сократим путь, ибо оттуда через Тордезело и Санта-Мария-да-Варже идет дорога на Монтемор, прямая, как полет ворона. Доверься мне, Труктезиндо! Доверься, и я предам Бастарда такой позорной и страшной смерти, о какой не слыхивали с тех пор, как стоит Португалия.

— Позорней виселицы, мой старый Гарсия?

— Увидите сами, друзья и сеньоры, увидите сами!

— Будь по-твоему! Трубите в рога!..

По знаку Афонсо Гомеса запели рога. Арбалетчики и леонские лучники окружили мула, на котором, привязанный к двум тюкам, лежал Байон, и под командою дона Гарсии небольшой отряд двинулся к Гадючьему озеру. Шли они нестройно, рыцари ехали как придется, словно то был не поход, а праздничная кавалькада, и, весело перекликаясь, вспоминали с шутками и смехом перипетии недавней схватки.

Недалеко от прекрасного замка Тордезело таилось в горах Гадючье озеро. Вечное молчание и вечная печаль царили там. Дядя Дуарте передал ощущение этой зловещей заброшенности в следующих выразительных строках:

Там не цветут цветы по берегам,

Там на ветвях не распевают птицы,—

Лишь заросли да груды диких скал

Над омутом безмолвным и зловещим.

Когда первые рыцари, перевалив через высокий холм, увидели озеро в белесом утреннем тумане, они умолкли и невольно натянули поводья. Это гиблое место наводило на мысли о ведьмах и призраках, о нераскаянных душах. За обрывистым оврагом, где скользили копыта коней, змеилась длинная долина; илистые, полувысохшие от зноя лужи мрачно мерцали среди валунов и дрока. А подальше, на расстоянии арбалетного выстрела, темнело неподвижное озеро в черных пятнах, словно полоска свинца, тронутая ржавчиной забвения. Кругом громоздились холмы, изборожденные красными трещинами, похожими на струйки крови, а сверху нависали скалы, белые, словно кости. Так жутко тут было, так одиноко, что даже старому Педро Кастильцу, повидавшему столько земель, стало не по себе.

— Поганое место! Клянусь Христом и девой Марией, ни одна крещеная душа не побывала здесь!

— О нет, сеньор дон Педро де Кастро! — возразил дон Гарсия. — Много знаменитых рыцарей ходило по этой земле и при графе доне Соейро, и при вашем короле доне Фернандо. Славные стены стояли у этих вод! Смотрите!

И впрямь, на той стороне, как раз напротив оврага, вздымались из черной воды два мощных гранитных столба, отполированных дождем и ветром, как драгоценный мрамор. Между берегом и одним из столбов был перекинут мостик на скользких, подгнивших сваях. А к середине столба было прибито железное кольцо.

Тем временем пешие ратники рассыпались по всей долине. Дон Гарсия Вьегас спешился, подошел к коню Труктезиндо и кликнул Пэро Эрмигеса, начальника санта-иренейских арбалетчиков. Заранее предвкушая, как удивится славный сеньор, он велел начальнику конницы выделить шестерых покрепче, чтобы те, снявши Бастарда с мула, положили его на землю и раздели догола — пусть все увидят его таким, каким родила его для подлых дел прелюбодейка-мать.

Труктезиндо посмотрел прямо в глаза Мудрому, хмуря мохнатые брови:

— Клянусь богом, дон Гарсия! Ты хочешь просто-напросто утопить негодяя, загрязнить ни в чем не повинные воды?

Многие рыцари тоже возроптали — такая смерть казалась им слишком обычной и легкой. Но дон Гарсия оглядел их, победно сверкая глазами:

— Успокойтесь, друзья и сеньоры! Я стар, не спорю, однако господь бог не лишил еще меня ума-разума. Нет, не вешать, и не резать, и не топить его мы будем… Из него высосут кровь! Мы предадим его пиявкам, сеньоры, которыми кишит эта темная топь, и они высосут кровь из Бастарда!

Дон Педро де Кастро хлопнул железной рукавицей по одетой в железо ляжке:

— Клянусь богом! У кого в отряде сеньор дон Гарсия, тому посчастливилось иметь советчиком и мудреца Аристотеля, и воина Ганнибала!

Гул восхищения пробежал по рядам:

— Славно придумано, славно!

А Труктезиндо радостно вскричал:

— За дело, арбалетчики! Вы же, сеньоры, рассядьтесь по склону холма, как в ложах на турнире, — зрелище будет отменное!

Шестеро арбалетчиков уже снимали с мула связанного Байона. Другие бежали к ним с мотками пеньковых веревок. Как мясники на тушу, кинулись на несчастного грубые мужланы, срывая с него шлем, кольчугу, железные сапоги и рукавицы. Они вцепились в его длинные волосы, скрутили ноги, вывернули руки, впились в тело острыми ногтями, но могучий Байон еще вырывался, страшно крича, и плевал в жестокие лица кровавой, пенящейся слюной.