У журналистов же появился новый источник сенсаций, к чему американские журналисты были подготовлены гораздо лучше отечественных. Первой масштабной сенсацией такого рода стала книга бывшего генерала КГБ П. Судоплатова, в создании которой определяющую роль сыграл американский журналист Дж. Шехтер. Он Судоплатова «тянул за язык», затем из его рассказов смастерил книгу и организовал ее издание в США (1994). Его интересовало не столько тайное историческое прошлое, сколько явный успех в настоящем. Он знал, что американцев — странный народ! — более всего интересуют американские дела, а не зарубежные. И знал, что новость о собаке, которая укусила мистера Смита, имеет меньше шансов на журналистский успех, чем новость о мистере Смите, который укусил собаку. Поэтому инструментом раскрутки он сделал главу о сталинских агентах среди западных физиков, имена которых могли бы украсить любую доску почета — физики Оппенгеймер, Бор, Ферми, Сциллард, Гамов. Эту главу Шехтер опубликовал в журнале «Тайм», корреспондентом которого был долгие годы.
И сенсация действительно получилась. Но она всем своим весом обрушилась на самого Шехтера, поскольку американские историки, подвергнув сенсационные разоблачения профессиональному анализу, установили их несостоятельность. К западным источникам добавилось российское свидетельство, о котором Шехтер не подозревал. Можно сказать, свидетельство с того света — от спецфизика Терлецкого, который в 1945 году по заданию Судоплатова ездил за атомными секретами к Нильсу Бору в Данию. Судоплатов знал, что Терлецкий уже умер и, ссылаясь на покойника, расписал эту поездку как триумф советской разведки. Однако Терлецкий успел записать на магнитофон детальный отчет о поездке, опираясь на свои дневниковые заметки 1945 года. Его оценка поездки была иной — полный провал бессмысленной затеи.
Так что уже в середине 1990-х годов версия Судоплатова-Шехтера потеряла всякий смысл для историков. Не помогло и то, что в русском издании книги Судоплатова убрали самые неуклюжие выдумки. Не помогла и следующая книга Шехтера, в которую тот включил некое письмо, якобы подтверждающее советское шпионство Роберта Оппенгеймера — «отца А-бомбы», а точнее, научного руководителя американского ядерного проекта. Это письмо заодно укрепило бы представление о ведущей роли советской разведки в советской ядерной истории, если бы, конечно, документ был не фальшивым.
На то, что это письмо — фальшивка, указал недавно Б. Соколов в статье, посвященной юбилею советской А-бомбы (Чека от бомбы, Грани.ру). И он задал себе вопрос: «Зачем же понадобилось Судоплатову преувеличивать роль НКГБ в успехах советского атомного шпионажа, а кому-то еще и подкреплять его утверждения фальшивым письмом?» По мнению Соколова, «все дело здесь в защите чести чекистского мундира».
Исходя из моего опыта занятий историей, думаю, что дело здесь проще. Судоплатов защищал свою личную роль, а не корпорацию ГБ (которая 15 лет держала его в тюрьме — и вовсе не за его мокрые дела). И фальшивое письмо для Шехтера, похоже, «кто-то» смастерил лично, видя спрос американского журналиста и желая подзаработать: в 90-е чекисты уходили в частные фирмы, их свободная частная инициатива нередко брала верх над традиционно коллективной — корпоративной — дисциплиной.
Это, надо сказать, помогло истории ядерного оружия.
Осенью 1991 года в Институт истории естествознания и техники, где я тогда работал, пришел Анатолий Антонович Яцков и принес документы из Архива КГБ. Ветеран разведки, в 40-е годы добывавший атомные секреты, добился их рассекречивания и предложил опубликовать документальные свидетельства с надлежащими комментариями историков. Он выступил у нас на семинаре с воспоминаниями и ответил на вопросы историков.
Это был первый человек, с которым я говорил, точно зная, что он служил в ГБ и, к моему удивлению, он мне очень нравился. У него было хорошее, хоть и не улыбчивое лицо человека серьезного и честного. Внимательно слушал, отвечал деловито и лаконично. И когда пояснял, почему на некоторые вопросы не может отвечать, это звучало убедительно. Он знал границы своей компетенции:
«Бомбу делали ученые и специалисты, а не разведка: разведывательная информация сама по себе ничего не стоит… Роль разведки свелась к тому, что работы начались раньше и продвигались быстрее, чем это было бы без ее материалов».
Напомню, что то было время, когда горбачевская гласность превратилась в полную свободу слова. Открытые дискуссии по острым вопросам шли в открытом ТВ-эфире. В одной из таких дискуссий Яцков участвовал вместе со своими бывшими товарищами по разведслужбе и противостоял непомерным претензиям. Один из его товарищей, к примеру, говорил:
«Можно ли было построить бомбу по данным, которые мы получили? Рассматривая их тогда в Нью-Йорке, я пришел к выводу, что хоть я и не большой умелец, мог бы и сам построить бомбу по этим данным».
Если бы этот товарищ взглянул на разведчертеж 1948 года, где размеры В-бомбы указаны в миллиметрах, он бы еще больше уверился. Но вряд ли бы заподозрил, что та штуковина бомбой стать не может.
