Я говорю: а что было бы, если бы они жили вне творчества? В том-то и дело, что подлинное творчество — это всегда лечение страдания. Я в этом убежден. И если у человека нет подлинного страдания, если он не мучается — ничего великого он не создаст. Творчество — не баловство. Это еще Дюрер замечательно показал в гравюре «Меланхолия». Страдание, депрессия, меланхолия — это очень часто не гнилая болячка, которую надобно вырезать и выбросить: страдание таит в своей глубине и противоядие от себя самого в виде способности к творчеству. Не встречал ни одного более-менее сложного душой человека с переживанием своей неполноценности, который не был бы способен создавать что-то свое, творчески неповторимое.
Важно, что терапия творческим самовыражением — терапия клиническая, то есть те или иные приемы терапии творчеством используются в зависимости от клинической картины. Например, наш диссертант Инга Юрьевна Калмыкова помогает в нашем духе тяжелым больным шизофренией — с шизофреническими шубами[7], с острыми психотическими расстройствами, — конечно, вне острых состояний, когда психотика спадает, и больные пребывают в тягостной заторможенности с переживанием своей неполноценности, измененности. Это совсем другая работа, нежели, например, с психастениками. Больные шизофренией с глубокими душевными изменениями часто не могут вдумчиво постигать характеры людей. Тогда они изучают характеры через цветы, через образы животных в сказках — примерно так, как это происходит и в детском саду или в школе, где метод применяется для здоровых застенчивых ребят. Главное — уловить свою стойкую душевную особенность и в ней — свою силу и ценность.
Тут есть еще один важный момент. Мы говорим, что творчество уникально — ведь никогда не было такого человека, как каждый из нас, и никогда не будет в точности — ни телесно, ни душевно. Индивидуальность как основа творчества неповторима. А при чем тут характеры? Ведь характеры повторимы.
— Видимо, повторима общая матрица, а то, как мы ее заполняем — всякий раз индивидуально.
— Так в том-то и дело, что сначала нужно найти то, что роднит тебя с другими, на которых похож. Узнать, с кем ты вместе в каком-то определенном характере. Независимо от таланта, способностей. С Пушкиным? С Чеховым? Может быть, с другими, сегодняшними известными людьми, с твоими товарищами, у которых тот же характер? А затем, изучая эти стойкие душевные особенности, общие для своей группы, постепенно обнаруживаешь: в чем же ты неповторим в сравнении с другими людьми в этой группе, в этом характере.
Между прочим, именно так с давних пор учатся студенты в творческих вузах: они рисуют картину созвучного им художника — того, на которого больше похожи душой, и через некоторое время начинают чувствовать, понимать, в чем же я другой, неповторимый. Психолог Геннадий Моисеевич Цыпин отметил, что Морис Равель называл это «бессознательной неточностью»: студент консерватории исполнял произведение созвучного ему композитора — и обретал себя, собственную манеру игры, когда появлялось невольное отклонение от заданного, творческое движение, свойственное только ему, обусловленное его неповторимой индивидуальностью. Все время об этом вспоминаю.
— Вы разрабатывали свой метод на протяжении тридцати лет. Как он изменился за это время?
— Он углублялся и расширялся — и независимо от меня, вышел за стены медицины. Его стали применять психологи, педагоги. В применении к здоровым людям это называется уже не терапией, а характерологической креатологией. Есть сильные отделения Центра нашего метода: в Новокузнецке, в Одессе, работающие со здоровыми взрослыми людьми, с детьми. Ядро Центра работает в Москве, на нашей кафедре, и в Профессиональной психотерапевтической лиге. Терапия творческим самовыражением может применяться и долгосрочно, и краткосрочно. Краткосрочная терапия обычно продолжается до трех месяцев. Но это может быть и всего одна глубокая встреча. Конечно, она должна сопровождаться домашним чтением, самостоятельной работой. Во всяком случае, такая встреча дает запал для дальнейшей самостоятельной работы. Надежно, основательно помогающая больным долгосрочная терапия продолжается годы — от двух до пяти лет.
Беседовала Ольга Балла
