Историк Е.Осокина, изучая валютную торговлю в СССР в годы первых пятилеток, отмечала: «Чтобы выжить в начале З0-х годов, люди готовы были отдать все, что имели. Нужно было разрешить сделать это... Сами понесли ценности в Торгсин, как бы подсказывая правительству, что еще можно взять у них. Два главных фактора определяли историю Торгсина — индустриализация и голод».
Торгсин — сокращенное название особой торговой организации. В начале 1930 года — торговая контора для обслуживания иностранных туристов и моряков, которые расплачивались чеками, полученными при обмене валюты по произвольному курсу. В портах команду корабля «прикрепляли» к магазину Торгсина. Моряков не интересовали предметы роскоши, они искали выпивку и развлечения. О чем сотрудники Торсина сообщали «руководящим товарищам». Работа была перестроена: разрешили предлагать морякам спиртное в баре и сомнительные развлечения. Изменилась торговля и в столичных городах. Редких туристов не привлекали пыльные ковры и шубы, для них поставили витрины с антикварными изделиями по выгодным ценам. Оценку проводили произвольно, сервизы из придворных запасов — как обычную посуду. Торгсин лихо торговал богатством дореволюционной России: музейными вещами, антикварными редкостями из частных коллекций. Кто знает, сколь долго Торгсин бы спаивал моряков и сбывал дореволюционные тарелки, однако «вышестоящие органы» вновь перестроили организацию — на сей раз окончательно.
Торгсин на Смоленской площади
В 1929 году в городах СССР была введена карточная система распределение продовольствия. В 1931 году появились карточки на одежду, обувь, домашнюю утварь. Гарантированное снабжение установлено только «для индустриальных рабочих и членов их семей». Иные — кто не занимался, с точки зрения власти, «общественнополезным трудом», наряду с «лишенцами» без избирательного права (духовенство, бывшие «нэпманы», «остатки дворянского класса» и т.д.) — оставлены на произвол судьбы. Распределение продовольствия и товаров стало «государственным рычагом контроля и принуждения». Понятие «торговля» утратило смысл: не покупали, а «отоваривались» в закрытых распределителях.
Уместно вспомнить рекомендацию Ленина, которую обнародовали в 1921 году: «Если распределять продовольствие как орудие политики, то в сторону уменьшения числа тех, которые, безусловно, не нужны...» Распределение продуктов и товаров утвердило в советском обществе систему льгот и привилегий для «тех, кто нужен». Дети и старики получали нормы снабжения в зависимости от группы, в которую попал глава семьи. Индустриальные рабочие получили ежемесячное снабжение, которое не отличалось от среднего городского уровня в начале ХХ века, что позволяло воспевать «неустанную заботу» партии о «рабочем классе». Меж тем, без излишней гласности, в «особую группу распределения», кроме рабочих ведущих предприятий, зачислен был руководящий партийный аппарат, командный состав армии и сотрудники ОГПУ. При карточном распределении сохранялась денежная зарплата, но государство установило различные цены на услуги. В 1933 году обед в столовой на заводе для рабочих стоил 84 коп., для инженеров — 2 р. 10 коп., в «коммерческой столовой» в городе — 5 р. 84 коп. (При средней зарплате 70 — 100 рублей.) В журнале «Советская торговля», где приведены данные сведения, нет ни слова о качестве и цене обеда в столовой ЦК ВКП(б), где все было «по рабочим нормам». «Существует обширный архивный материал, который позволяет показать снабжение бюрократии в период карточной системы. Однако обнародование интересных подробностей до сих пор невозможно по причине сохранения грифа секретности», — отмечено в историческом журнале в 1992 году. С тех пор ничего не изменилось.
Карточка моряка
В начале 30-х годов встречались отдельные «оазисы» торговли: «государственно-коммерческая», Торгсин, колхозные рынки. Здесь были высокие цены, но свободный доступ и достаточный выбор.
В 1931 году Торгсин открыл двери для советских граждан. Полторы тысячи магазинов всесоюзного торгового объединения появились не только в столичных городах, но и в «глубинке», в городах Средней Азии и закавказских республиках. Покупателям предлагали хорошие продовольственные и промышленные товары. При условии: покупатель сдавал валюту или «бытовые ценности»: царские золотые монеты и «мелкий лом золота» — ювелирные изделия. Сдавая золото, покупатель получал «товарный ордер», с 1933 года — разовые квитанции или товарные книжки. Торгсин стал принимать серебряный лом, и предприимчивые граждане плавили советские серебряные монеты 20-х годов, уничтожая в прямом смысле остатки НЭПа. Приемщики Торгсина проверяли пробу, камни вынимали, кольца сплющивали. Как скупка краденого: оценивали «на вес» без ювелирной работы. «Лом» и монеты превращались в стандартные слитки для зарубежных закупок. За пять лет существования Торгсина 28,5% принятых ценностей — «золото-лом», 15,5% — царские монеты, 34,4% — валюта и переводы из-за границы. Остальное — серебро и драгоценные камни.
«В начале 30-х годов население СССР хранит золото на сумму свыше 100 млн рублей», — сказано в служебной записке, которую изучили в Кремле. И указали, исправили: «Нет, на руках больше...» «Золотой запас» населения — не менее 200 млн рублей, принимая во внимание всех, кто сохранил остатки дореволюционных накоплений и ценностей. Весной 1930 года в Москве множились слухи, что мелких предпринимателей, торговцев и «бывших» будут «брать в заложники» и выпускать за выкуп. Вспомним сон Никанора Ивановича в романе Булгакова, когда в переполненном зале входящих встречали возгласом: «Добро пожаловать! Сдавайте валюту!» «Особые папки» с резолюциями заседаний Политбюро ВКП(б) показывают, что в марте 1930 года по приказу партии органы ОГПУ должны были «в срочном порядке мобилизовать не менее 2 млн рублей в валюте». О проведенной операции доложить в «трехдневный срок». В мае 1930 года в постановлении Политбюро вновь сказано: изъять в течение 10 дней не менее 2 млн рублей в валюте.