Знание-сила, 2008 № 10 (976) - [43]
Александр Солженицин
Иное дело — история человечества. Тут пассионарные особи заметны на каждом шагу: с ними можно побеседовать или попасть в тюрьму по их капризу! Так, Тойнби беседовал с Гитлером накануне войны — в те годы, когда Лев Гумилев строил Норильск в ряду прочих зэков. Оттого книги Тойнби отразили ПОСЛЕДСТВИЯ трудов Гитлера, Сталина, Цезаря и подобных им пассионариев-властителей. Напротив, книги Гумилева отражают необычную «алгебру» конфликтов и сотрудничества в коллективе разношерстых пассионариев-неудачников, стиснутых вместе недоброй Судьбой.
Так русские читатели и слушатели лекций Гумилева могут сравнивать свои страсти и свершения с чувствами и делами древних римлян, средневековых монголов или испанских конкистадоров. Отсюда — огромная популярность книг и лекций Гумилева среди массы образованных или полуобразованных россиян; отсюда же — стойкая ненависть правящих в СССР бюрократов к самобытному российскому историку. Знаменитая книга «Этногенез» не будет официально издана в СССР до расцвета перестройки — хотя тысячи копий этой депонированной рукописи будут раскуплены прямо из типографии в подмосковных Люберцах.
Среди покупателей будет немало физиков и математиков. Но никому из них не хватит квалификации, чтобы перевести наивные гуманитарнофизические рассуждения Льва Гумилева на строгий язык современного естествознания. Видимо, здесь мало самодеятельности ученых-одиночек. Нужен долгий коллективный труд большой и хорошо организованной группы ученых пассионариев — вроде тех групп, которые создавали первые ядерные реакторы, запускали искусственные спутники Земли или распишут по буквам нить человеческой ДНК. Значит, нужны миллиардные расходы, соучастие государственных учреждений и живой интерес активной части общества.
Ни демократический Запад, ни тоталитарный Восток не сумеют воплотить такой проект в течение ХХ века. Старик Гумилев умрет через полгода после распада СССР — в зените литературной славы, но вдали от воплощения своих научных замыслов ученым содружеством землян. Небольшим утешением пассионарному теоретику пассионарности послужит тот факт, что его идеи этногенеза найдут отражение в исторических задачах на Турнире Ломоносова: историческая наука появится там в 1987 году, еще до публикации главных книг Льва Гумилева.
Так откликнется спустя десять лет внезапная инициатива четырех математиков, сговорившихся в октябрьский день 1978 года о совместном воспитании юных российских энциклопедистов.
Борис Калашников
Драма «Родины»
Ровно семьдесят лет исполняется в этом году с того памятного дня 24 сентября 1938 года, когда стартовал с подмосковного чкаловского аэродрома знаменитый самолет «Родина», ведомый женским экипажем в составе командира корабля Валентины Гризодубовой, второго пилота Полины Осипенко и штурмана Марины Расковой. Их путь лежал на Дальний Восток страны...
А менее чем через полтора месяца, 2 ноября того же года, летчиц встречали в Москве как национальных героев. Всем троим были присвоены звания Героев Советского Союза, причем они оказались первыми в нашей истории женщинами, удостоенными этой награды! Ликующие толпы москвичей сопровождали их буквально на каждом шагу.
Что же вместили в себя эти 38 дней между упомянутыми датами? Все ли было столь однозначно замечательным? Впоследствии этот полет с неопределенным адресом конечной точки маршрута: Москва — Дальний Восток не раз называли очевидной авантюрой, стоившей жизни очень многим людям. Но и такая крайность едва ли оправданна.
Чего же было больше в этом «предприятии», свершившемся семь десятилетий назад — авантюризма или мужества, безрассудства или смелости, разгильдяйства или отваги? Даже спустя столь долгие годы сложно ответить на этот вопрос однозначно и определенно...
Безусловно, полет задумывался как очередная демонстрация достижений лучшей в мире советской техники и безграничных возможностей людей Страны Советов, в данном случае женщин.
Прежде всего нужно сказать, что самолет ДБ-37бис конструкции Павла Осиповича Сухого (он работал тогда в КБ Туполева), выбранный для этого перелета, проектировался как дальний бомбардировщик и поэтому получил индекс ДБ-2. Эта машина с полным запасом горючего могла преодолеть без посадки расстояние примерно в 7,5 тысяч километров и почти идеально подходила для дальних перелетов. Но, быть может, самым важным моментом явилась одна конструктивная особенность этого самолета, которая впоследствии сыграла весьма драматическую и чуть было не роковую роль. Дело в том, что члены экипажа имели совершенно автономные кабины, отделенные друг от друга перегородками. В результате чего общение между ними осуществлялось. при помощи записок, посылаемых по пневмопочте! Правда, между штурманом Расковой и командиром корабля Гризодубовой было маленькое окошко, через которое можно было просунуть кисть руки с записочкой. А вот второй пилот Полина Осипенко и штурман Марина Раскова общались только пневмопочтой. Записки на тонкой бумаге закладывались в металлический патрон, который помещался в алюминиевую трубку. Затем отверстие закрывалось, и вручную накачивался мех. Качать приходилось до тех пор, пока на панели приборов не зажигался сигнализатор о том, что почта дошла до соседки по кабине! Сейчас даже трудно представить себе такую систему «межкабинного» общения членов экипажа!
