Фома появился в доме пресловутого Бажена, когда герой исчез, след его простыл. А семейство растерялось: ночевал, ушел, к обеду ждали, но не вернулся! Пронесся Савва в воздухе и с подачи беса определился на военную службу. Остается руками развести: бес направляет, царю служить заставляет!
Протопоп Аввакум
Алексей Юрганов в недавно изданной книге «Убить беса — путь от Средневековья к Новому времени» восклицает: «В повести о Савве Грудцыне бес устроитель, сила порядка.» Невообразимое нарушение! По мнению Юрганова, переход от культурноисторического пространства Средневековья к Новому времени «совершался со скоростью мысли». «Достаточно помыслить, не отрицая Бога и Святых, что болезни отступают не по воле Божьей и не молитвами, как человек оказывается за пределами средневековой культуры». Здоровье принадлежит не природе, но Богу; как ценный дар молитва здоровье приносит. «Дай Бог Вам здоровья!», — говорили недавно, не задумываясь о смысле.
Мир Средневековья населен постоянно присутствующей «нечистью». Знаменитый протопоп Аввакум сообщал: ночью бесы прискакали, множество их, один сел с домрой в углу, иные стали играть в гудки. В другую ночь пришел бес, четки из рук вышиб, но Аввакум продолжал молиться, а бес закричал так «зело жестоко», что ужаснулся протопоп. Виной всему просфора из «никонианской» церкви, которую некий человек принес. Сжег Аввакум просфору, и бесы убежали. Съел бы, заключал Аввакум, так бесы бы «затомили». Это «доморощенная» демонология. Опальный патриарх Никон изводил тюремщиков-монахов, писал царю: «Не вели им бесов в мою келью пускать!» Изображал невообразимое: бесов в облике монахов- старцев. В средневековых описаниях темной силы бесы не могли одновременно разжигать похоть или обольщать тщеславием, каждый искушал своим злом, побеждал или отлетал обессиленный; затем неслась следующая толпа, дразнила иным гнусным соблазном.
Б. Чориков. Царская потеха
В восточно-христианской агиографии, отмечает А. Юрганов, нечистый дух иногда угадывает то или иное событие, но всегда обнажается «немощь нечистой силы», неспособность ее обладать истинным знанием о человеческом существовании. Но в повести о Савве Грудцыне исполняется предсказанное бесом. А. Юрганов подчеркивает: приключения Саввы доказывали до тех пор немыслимое, «сверхвозможное знание, демонстрирующее силу дьявола». Сказано о сочинениях XVII века. Но вспомним, как в известной книге во время «небывалого жаркого заката в Москве», в аллее у Патриарших прудов, иностранец сообщил, что Аннушка уже купила подсолнечное масло... «И не только купила, но даже и разлила. Так что заседание не состоится». Показана точность предвиденья профессора, фамилия которого начиналась с двойной буквы «В»: на прощанье прокричал: «Не прикажете ли, я велю сейчас дать телеграмму вашему дяде в Киев?» А «вихрастый молодой человек», Иван Бездомный, решил, что существует «сверхвозможная сила», вооружился бумажной иконкой и свечой и ворвался на веранду «Дома Грибоедова» с криком: «Он появился! .Он заранее знал, что Берлиоз попадет под трамвай!»
Сближение изобразительных средств повести XVII века и знаменитого романа М. Булгакова заметно в иных ситуациях. «Каким образом, — подумала Маргарита, — все это можно втиснуть в московскую квартиру?
Она удивилась необъятности пространства». Взор Маргариты притягивала постель, на которой сидел тот, кого совсем недавно бедный Иван на Патриарших прудах убеждал, что дьявол не существует. «Этот несуществующий и сидел на кровати».
Древнерусские книжники, утверждает Юрганов, не могли помыслить, что «темные силы» воздвигают свои хоромы, устраивают приемы. Возможно, здесь изощренная европейская демонология оказала влияние, помогла рассуждать о материальном устройстве «мира зла». Пронырливый бес привел Савву на некий холм, показал вдали «град вельми славен, стены его златом блистают». «Это град отца моего, идем...» Удивлен Савва: встречали их юноши темнолицые в одеждах сверкающих, в палате на престоле высоком сидел сам «царь тьмы». Вокруг престола множество юношей крылатых с лицами багряными или как смола черными. Принял Савву «древний змий сатана» и пригласил к обеду, где подавали такую еду и питье, что Савва удивлялся: «Никогда в отцовском доме такого не видел, не пробовал!»
Царь Михаил Федорович
«Бунтарский» XVII век, отмеченный переменами в повседневной жизни, в литературе представил человека, находящегося на «последней ступени падения», как заметил Д.С. Лихачев. Трудно понять человеку тех дней, почему судьба уничтожала одних, поднимала иных. «Эти скачут, а те плачут, одни веселятся, у иные глаза слезятся», — сказано в рукописном сборнике тех лет. Где причина: нарушение житейской морали или вмешивается сила страшная, превосходящая власть царскую? В текстах появляется — и необычно ярко — изображение Зла самоуверенного, «материального». В «Повести о Горе и Злосчастии» Зло к «доброму молодцу» приходило во сне, потом явилось наяву, напоминало: «Не одно я, Горе, есть и сродники, вся родня наша добрая, все мы гладкие... Кинься во птицы воздушные, в сине море уйди рыбой — всюду я с тобой пойду под руку, под правую!» Если присмотреться, отчаянная общественная обстановка XVII века перекликается с событиями нашей истории ХХ века.