При этом обычные граждане в общем законопослушны, а уж государственные служащие, учителя и почтальоны, полицейские и военные — и подавно. Им это положено по штату, иначе уволят или, того хуже, накажут. Так что выбор поведения был, как всегда, и широк, и узок.
В начале войны у Франции был союзник — Великобритания. Союзник отнесся к перемирию плохо. Предложив командованию французского флота в портах Северной Африки не подчиниться своему правительству и продолжать войну с немцами и встретив отказ («А с какой, собственно, стати?»), англичане этот флот и потопили. Да и вообще рассчитывать на англичан нечего — Гитлер их уже почти завоевал.
Тем временем стало выясняться, что перемирие скорее надо назвать капитуляцией. Немецкой армии была предоставлена возможность занять не только север Франции, но и Атлантическое побережье.
Французское правительство, обосновавшееся в Виши, более следовало предписаниям из Берлина, нежели собственным законам. А как быть с законопослушанием? И как выжить? А семья?
В июне 1940 года французский генерал, советник правительства, переговорил со своими военными коллегами о том, что перемирие — не капитуляция и войну надо продолжать, по крайней мере, готовиться к этому. Понимания он не встретил. Генерал добрался до Лондона и встретился с находившимися там французскими дипломатами. Те тоже пожали плечами — военный вздумал заняться политикой. Принятый недавно назначенным премьер-министром Англии генерал сказал, что представляет сражающуюся Францию, но что он один. «Совсем один? Что ж, я признаю вас одного», — ответил Черчилль и предоставил де Голлю микрофон ВВС. Позднее его выступление 18 июня назвали историческим, но тогда... Кто-то спросил генерала, что, собственно, он делает в Англии. Тот ответил: «Спасаю честь Франции». Французское правительство за нарушение присяги и измену Родине заочно приговорило де Голля к смерти.
18 июня в провинции на севере Франции был расстрелян немцами крестьянин, перерезавший телефонный провод немецкой комендатуры.
В августе избежавший немецкого плена активист компартии, добравшийся до «свободной зоны», познакомился с циркулярами своей партии, где Лондон и Берлин объявлялись общим врагом. Это не нашло отклика в его сознании. Спрятавшись в лесной хижине, он занялся самостоятельным изготовлением листовок иного содержания и созданием первых отрядов «маки».
Слово «сопротивление» для оценки поведения французов во время войны — одно из самых распространенных по сей день. По мнению человека и сведущего, и объективного (русского эмигранта, участника Сопротивления, прошедшего в связи с этим год в гитлеровском концлагере), вся Франция была в Сопротивлении. (Сказано это было после войны. Известно, однако, что у победы всегда много родственников, только поражение — круглая сирота.)
Мнение самих французов более сдержанное.
Есть Сопротивление и сопротивление.
Для того, кто продолжает служить, это выполнение своих обязанностей спустя рукава. Изготовлять фальшивые продовольственные карточки для беженцев, евреев, коммунистов. Днем работать в типографии, печатающей афиши комендатуры или мэрии, а ночью срывать их со стен. Будучи полицейским, закрывать глаза на мальчишек, расклеивающих листовки. Можно переставлять дорожные указатели. Рассылать листовки по почте. Уходить из кафе, если туда входит немецкий офицер. Или написать поэму, восхваляющую подвиги Верцегорикса, стремившегося изгнать римлян из Галлии. Рассказывать анекдоты про Гитлера.
Можно помогать сбитым английским летчикам переправиться в Испанию — оттуда они доберутся до Англии и снова будут бомбить вокзалы французских городов или французские заводы, работающие на немцев.
Можно вовсе попробовать жить в лесу, взрывать мосты и убивать немцев. За каждого убитого оккупационные власти расстреляют сотню французов, взятых в заложники просто на улице.
То, что было сначала общим умонастроением, скорее отношением, чем деятельностью, лишь постепенно становилось Движением, в котором каждый находил свое место. Тогда и появились организации, которым действовать в такой обстановке было много легче. Кто-то готов был разве что записочку передать, у кого-то можно было оставить чемодан, где-то можно было переночевать, не вдаваясь в объяснения.
С другой стороны, жизнь продолжается. Работают заводы, крутят кино, чего еще надо? Стоит ли лезть в политику? Надо просто жить, ну, хотя бы выжить. Попахивает бесчестием, но ведь семья...
Законопослушание может завести далеко — выйдет завтра закон, обязывающий доносить на террористов, коммунистов, евреев. Или обязывающий отправиться на работу в Германию.
Нападение Германии на Советский Союз и создание антигитлеровской коалиции изменило отношение французской компартии к немецкой оккупации. Правительство в Виши разорвало дипломатические связи с СССР.
21 августа 1941 года на станции парижского метро совершен первый теракт — убит немецкий лейтенант. Убит молодежной коммунистической группой, так сказать, комсомольцами. 20 октября в Нанте той же группой убит военный комендант Нантского района. За терактами следует ответный террор — расстреляна большая группа заложников. Их оплакивают даже полицейские, доставляющие их к месту казни, но терроризм никто не одобряет. С военной точки зрения это бессмысленно, а ответные действия немцев устрашают всех.