Знание-сила, 2007 № 04 (958) - [29]
Житель поселка Теллер, указавший нам на вполне определенные сопки, рассказывая о набегах с чукотского берега, — типичный пример.
Есть одно событие, связанное с военными действиями, которое прекрасно сохраняется в памяти всех прибрежных жителей Чукотки: успешная оборона своих поселков от появившихся с западной стороны врагов, которых они иногда называют «якуты», но чаще — «якуны». Это были вооруженные отряды, возглавляемые русскими офицерами, пришедшие за «ясаком». Так же, как на Аляске, память о «якунах» (или «якутах») жестко привязана к конкретным местам: называется точное место «главного сражения», другие важные точки, где проходили успешные «оборонительные бои».
Более того, рассказы о войнах с чукчами и с «якутами» по обе стороны пролива обнаруживают значительные структурные совпадения. Некоторая группа чужих, живущих на западе (жители Чукотки по отношению к аляскинцам, «якуны» по отношению к населению Чукотки), начинает терроризировать поселок рассказчика. После нескольких опустошительных и кровопролитных набегов в поселке появляется местный герой, которому удается сплотить соплеменников и организовать успешную оборону поселка. Появление героя приводит к полному поражению врагов. Совпадают в рассказах даже детали, все враги перебиты, в живых оставлен только один, его отпускают к своим, чтобы он принес весть о жестоком поражении и тем самым предотвратил дальнейшие набеги.
Женщина и мужчина с острова Уналашки. Гравюра Н. Уткина. 1802 г.
Теперь можно попробовать объяснить «загадку памяти». Экспансия, порождавшая внешние конфликты, всегда направлена с запада на восток (русские «якуны» атакуют население Чукотки, чукотские жители нападают на аляскинские поселения). В коллективной памяти хранится лишь один аспект вооруженных конфликтов — оборонительные действия. Места, где проходили защитные сражения, находятся поблизости от жилища рассказчика, они вписаны в культурно освоенный ландшафт. Нападения же, как правило, происходят за пределами культурно освоенного сообществом пространства. Воспоминания, связанные с ними, довольно быстро «выветриваются» из коллективной памяти, так как места, с которыми они ассоциируются, посещают редко.
Наиболее основательная научная реконструкция истории внешних конфликтов на северо-западе Аляски принадлежит Э. Берчу. Он считает, что военные столкновения в регионе были частыми, обычно в них участвовали небольшие отряды (военные альянсы между разными поселками были редкостью), которые следует описывать как неспециализированные отряды милиционного типа. По Берчу, главным мотивом вооруженных набегов в первой половине XIX века была месть. Другие возможные причины — стремление похитить чужое, контроль товарообмена или территориальная экспансия — вероятно, были значительно менее важными. Представляется, что эта модель применима ко всему району Берингова пролива в период до середины XVII века.
Начиная с середины XVII века Россия предпринимает попытки распространить политическое и экономическое влияние на азиатскую сторону Берингова пролива. Начало русской колонизации имело целый ряд важных следствий для западной части региона. С одной стороны, это переход чукчей к крупномасштабному оленеводству, то есть появление принципиально иного экономики (приход русских в регион был, по крайней мере, одной из причин этого важного изменения). С другой стороны, появление европейских товаров, доступ к которым стал возможен благодаря ярмаркам, проходившим в западной части Чукотки, изменило существовавшую до этого структуру товарообмена в регионе. Европейские товары через Чукотку и далее через Берингов пролив стали проникать в самые отдаленные районы Аляски. Аляскинцы выменивали их на меха. В конце концов сложилась новая конфигурация властных отношений в регионе: жители западного берега пролива оказались в гораздо более выгодных условиях, так как, с одной стороны, находились ближе к источникам новых товаров, а с другой — оказались причастными к экономически выгодным занятиям оленеводством.
Все эти перемены нашли отражение и в структуре внешних конфликтов. Оленные чукчи, в отличие от аляскинских эскимосов, вынуждены были противостоять попыткам русских подчинить их. Появился качественно новый тип межгрупповых альянсов, развивались военные технологии и тактика. При этом сами оленные чукчи постоянно воевали с окружающим коренным населением, поскольку им нужны были все новые пастбища. Наконец, появление в регионе европейских товаров делало набеги в экономическом отношении более привлекательными, чем когда-либо ранее. У населения приморских поселков (эскимосы и береговые чукчи) также появился новый мотив для нападений на аляскинские прибрежные поселения: женщины и дети, похищенные во время таких набегов, были предметом выгодного обмена с оленными чукчами, которым всегда требовались рабочие руки и которые нуждались в источнике новой рабочей силы.
Изменения, произошедшие в структуре вооруженных конфликтов после середины XVII века, позволяют по-новому взглянуть на вопросы, сформулированные в начале работы. Беспрецедентная по масштабам и интенсивности новая военная активность (имевшая направление с запада на восток), скорее всего, вытеснила из памяти события, связанные с внешними конфликтами на других направлениях. Подверженность изменениям и реинтерпретациям — вообще характерная черта передаваемых устно воспоминаний. Свою роль в перестановке акцентов в коллективной памяти, несомненно, могли сыграть и политические события ХХ века. Примеры такого влияния легко обнаружить. С одной стороны, на это указывает тот энтузиазм, с которым аляскинцы (особенно те, кто вырос в годы холодной войны) в подробностях обсуждают нападения с азиатского берега. С другой стороны, о том же самом говорит стремление наших чукотских рассказчиков представить отношения коренного населения Чукотки и Аляски «в розовом свете»; не в последнюю очередь это объясняется прагматическими соображениями, так как для населения Чукотки доступ на Аляску сегодня стал ценным ресурсом. Это, в свою очередь, ведет к постепенной реинтерпретации исторических событий.
