Модернизму ставилось в вину несоответствие его постулатов с реальностью, наблюдаемой в странах «третьего мира», особенно африканских. Теория поначалу исходила из того, что историческое развитие идет по одной-единственной траектории и модели организации общества «светлого будущего» универсальны для всего человечества.
В семидесятых — начале восьмидесятых многим казалось, что модернизм, как и идея прогресса, похоронен. Однако уже в середине восьмидесятых появились посткоммунистические общества, стремящиеся «войти» или «вернуться» в Европу (то есть в современный западный мир) — и вновь возник политический спрос на идеи модернизации. Сама теория говорила уже не только об универсальных, но и о специфических закономерностях модернизации. Открылся континуум обществ (одни — с давними историческими традициями модернизации; другие — пережившие социалистическую модернизацию, третьи — вообще не модернизированные, архаичные общества). На основе их сравнительного анализа стал формироваться «неомодернизм», или плюралистический модернизм. Он не настаивает теперь на какой-либо единственной конечной цели развития, а также допускает обратимость характера исторических изменений.
В новом подходе модернизация — это когда непременно складываются и укореняются лишь некоторые институты и ценности современности: демократия, рынок, образование, разумное администрирование, самодисциплина, трудовая этика и т.д. Вместо единого образца для подражания на все времена теперь выдвигается принцип «движущихся эпицентров современности».
А у нас продолжается повальное увлечение альтернативными теориями и прежде всего концепцией «столкновения иудео-христианской и исламской цивилизации» Самюэля Хантингтона. Ее пытаются приспособить для объяснения всего — от войны в Чечне до бунтов в арабских кварталах Парижа, от подъема международного терроризма до войны карикатур.
Философ — правый, но всегда ли он прав?
В одном из номеров либерального журнала «Новое время» я наткнулся на статью под названием «Философ, который всегда прав», и в ней критик Марина Колдобская, рецензируя новую книгу С. Хантингтона «Кто мы?», изложила ее суть в нескольких тезисах: 1) «Стержень Америки — белые люди англосаксонского происхождения, протестантского вероисповедания». «Америка существует, пока сохраняется это положение вещей, а тут «понаехали латинос», требуют для испанского языка официального статуса, уводят американские денежки за границу...» 2) Сильно вредят американской сплоченности интеллектуальные элиты: «Богема, журналисты, университетский люд — заняты международными карьерами и не могут быть хорошими патриотами». И наконец, 3) «Америка должна иметь врагов и вести войны. Как и любая нация — иначе она распадается. С крушением СССР Америка утратила врага. Поэтому исламский терроризм как раз кстати».
На мой взгляд, эта короткая рецензия лучше отразила суть концепции «столкновения цивилизаций», чем многочисленные философские трактаты на эту тему. Она показала, что эта концепция вовсе не инструмент познания, а эскиз проекта неоконсерваторов по сплочению американской нации, формированию новых политических блоков, нового биполярного мира. Правда, автор рецензии остается при этом поклонницей Хантингтона, что довольно странно для человека либеральных взглядов.
Тут у наших западников удивительное единодушие с заклятыми антиамериканистами. Как раз для кондовых русских националистов это увлечение совсем не странно: Хантингтон верно и точно изложил их мировоззрение. Они ли не против «понаехавших тут», они ли не хотят восстановления биполярного мира? Только американские консерваторы Россию как врага в упор не видят («слаба»), а наши Америку по-прежнему считают врагом номер один. Впрочем, есть еще исламский терроризм, вот против них «наши» и «ихние» традиционалисты идут в одном строю.
Откуда это единодушие? В нашей вертикальной стране, где есть только «верх» и «низ», различия оттенков горизонтального сечения пока не заметны. Культурный детерминизм, выражающийся в принципе: «назови мне свою национальность или вероисповедание, и я скажу, какой ты» — до сих пор характерен для всех слоев российского общества. Отсюда тотальная вера россиян в то, что бывают народы и религии «прогрессивные» и «непрогрессивные», «плохие» и «хорошие».
Хантингтон, который исповедует те же идеи, в Америке плывет против течения и получает за свои «понаехали тут» сплошные тычки и зуботычины от либеральной элиты, за что и записал ее во враги народа. В России он был бы в своей стихии, но ведь не переедет же.
Мало вероятно, что в Америке или в Европе кто-то назовет его «философом, который всегда прав». Это один из самых спорных мыслителей современности. Для западных марксистов он враг, реакционер, и расист, и автор доктрины «глобального апартеида». Либералы с ним спорят, даже неоконсерваторы открестились от концепции «столкновения цивилизаций».
Теория красивая, но не информативная
Пожалуй, самым убедительным критиком идей С. Хантингтона сейчас является Амартия Сен, нобелевский лауреат в области экономики и один из теоретиков современного либерализма. Это он назвал знаменитое эссе С. Хантингтона «Культура имеет значение» той «четверть правдой, которая хуже откровенной фальсификации». В качестве примера индийский экономист приводит некорректное сравнение Ганы и Северной Кореи, различия в экономических успехах которых Хантингтон объяснил их культурно-цивилизационными особенностями. А. Сен показал, что такой анализ вычеркнул из рассмотрения огромное количество факторов, определивших существенные особенности развития обоих государств, а именно: различия структуры хозяйства, социального состава, уровня образования населения, а главное, объемов зарубежных инвестиций. Ведь в корейской войне 1953 именно южная часть полуострова была плацдармом США и уже в это время, как и в последующие годы, получила немалые инвестиционные вливания, которые в решающей мере определили саму возможность южнокорейского экономического чуда.
