Знание-сила, 2006 № 11 (953) - [43]

Хорошо нам сейчас отмечать шестидесятую годовщину Победы, про которую уже все известно. А ведь было время, когда близилась самая первая годовщина, и нужно было всем сказать такое, о чем еще никто ничего не знал. И вот, незадолго до годовщины, на стол вождя лег документ: "Обобщенные данные гражданской комиссии учета жертв злодеяний немцев на территории СССР на 01.03.1946". В ней указывалось, что немцами было убито и замучено 6 074 857 мирных граждан и 3 912 283 военнопленных, и, кроме того, 641 803 человека погибло от голода вследствие блокады Ленинграда. Всего, стало быть, 10,6 млн. погибших. Сюда не входили потери убитыми в ходе военных действий, не говоря уже о "санитарных потерях", которые тоже нередко означали смерть, может быть, несколько отсроченную. Не входили и потери мирного населения на не оккупированной территории вследствие повышения смертности во время войны. Так что к упомянутым 10,6 миллионам погибших надо было еще кое- что добавить, самый пустяк, но миллионов на 16 могло и потянуть. Но можно и вычесть или там разделить — ведь все равно никто ничего не знал. А если ты настоящий вождь, что же ты не вправе решать, какие арифметические действия производить? "Тем более что большое число жертв, — правильно говорит Ярослав Бутаков, — было удобно поставить в вину тому же Сталину, который-де несет главную ответственность за неудачный первый этап войны". А он, конечно, ее не несет, кто же этого не знает!

Одним словом, Сталин сдался на уговоры назойливого безымянного корреспондента "Правды" — все приставал, надоел уже, и честно сказал ему в своем интервью, что Советский Союз "безвозвратно потерял в боях с немцами, а также благодаря немецкой оккупации и угону советских людей на немецкую каторгу — около семи миллионов человек". Этот эпизод в торжественном изложении Я. Бутакова звучит так "в труде "О Великой Отечественной войне", Сталин назвал... 7 миллионов жертв". "Труд" — — это звучит гордо, был ли такой труд? Держал ли его в руках Ярослав Бутаков?

Был ли, не был ли — неважно, назвал трудом — уважай. Где там! Можно даже подумать (но только вначале), что именно это интервью Сталина он называет "обыкновенным подлогом". Потом-то мы понимаем, что подобные слова к вождю неприменимы. Но все-таки какое-то неуважение со стороны Ярослава Бутакова имеется. Тебе сказали — семь миллионов, а ты лезешь со своими шестнадцатью. Кто, в конце концов, решает такие вопросы: винтик или отвертка? Не поставили бы под сомнение 7 миллионов — жили бы припеваючи в дружной семье народов и не верили бы никаким страшилкам про мировую термоядерную войну. И к новой войне были бы готовы, как к той, предыдущей. А вы, Ярослав, нас этими шестнадцатью миллионами просто разоружаете.

Одно удовольствие, что у немцев были такие же потери, как у нас. "Наши потери вполне сопоставимы с немецкими, а в процентах к населению страны — будут даже меньше, чем у Германии!" А то ведь наши несуразные цифры "выдумываются только для того, чтобы показать: вот-де, как плохо по сравнению с цивилизованными немцами (варианты: с западными людьми, с высшей расой), потерявшими всего 2 миллиона, воевали сталинские военачальники (варианты: "коммуняки", "недоразвитые русские", "славянские недочеловеки" и т.д.)". Сам Демоскоп никогда с такими "вариантами" не сталкивался, и про 2 миллиона немецких потерь тоже не знал, полагая, что немцы потеряли 6-7 миллионов человек. Но когда встречаешься с таким весьма правдивым и компетентным автором, как Я. Бутаков, возражать как-то неудобно. Раз СССР потерял 16 миллионов, то и немцы примерно столько же — так, видимо, следует его понимать, и мы почти готовы ему поверить: видим ведь, что человек все знает лучше всех. Надо только устранить одно единственное сомнение.

А дело вот в чем. Самый надежный метод оценки потерь — это метод демографического баланса: сравнивается, сколько должно было быть людей без учета эктсраординарных потерь, и сколько осталось. Разумеется, чтобы воспользоваться этим методом, надо более или менее точно знать, сколько же людей осталось к концу войны. Чтобы выяснить это, все европейские страны после войны поспешили провести переписи населения. ЦСУ СССР тогда тоже предложило провести "единовременный учет населения". В архивах сохранилось соответствующее письмо начальника ЦСУ Старовского с его пометкой: "Доложено лично 29.08.1947. Получено указание — отложить до конца пятилетки". Ну, к концу' пятилетки тоже как-то не вышло, первая послевоенная перепись в СССР состоялась только в 1959 году, через 14 лет после окончания войны. Что, спросите вы, можно узнать, когда столько времени прошло? Оказывается. кое-что можно.

Выяснилось, между прочим, что к этому времени в поколениях советских людей, родившихся в 1904-1908 годах, на 1000 женщин приходилось 623 мужчины, (а в Германии в 1960 году в поколениях, родившихся в 1905- 1910 годах, — 778); в поколениях 1909- 1913 для граждан СССР и 1910-1914 для немцев соответствующее соотношение 623 и 723, в следующей пятилетней группе поколений — 624 и 702, для тех, кто родился в 1919-1923 в СССР и 1920-1924 в Германии — 641 и 713. Выходит, у нас и вдов было больше, и сирот, что само по себе могло не нравиться поколениям, пережившим войну. Конечно, надо им объяснить, как это делает Ярослав Бутаков, что они не должны слишком об этом скорбеть. Потому что "скорбь и боль по погибшим согражданам может превратиться в доминанту национального сознания... Но такое искалеченное национальное сознание уже не может являться фундаментом для созидания державы".