Следующий предмет торчал прямо из земли — изогнутая трубка, оканчивающаяся набалдашником из помутневшего растрескавшегося пластика. Мотин попробовал обкопать находку, потом вытащить, потом опять обкопать, но все без толку: трубка уходила в землю слишком глубоко. Такое случалось часто, поэтому Мотин просто посидел несколько минут возле находки, выкурил сигаретку и без сожаления пошел дальше.
Через пару часов рюкзак потяжелел кило!раммов на десять. Когда Мотин клал в него последнюю находку — широкую черную пластину, — откуда-то со стороны леса объявились три зверика. Бегать как следует они не умели, поэтому, видимо, какое-то время двигались ползком — пока не кончилось терпение, что ли. Тогда они вскочили и перешли на рысь. Мотин подхватил рюкзак и со всех ног помчался к Машине. Зверики сумели подобраться довольно близко, но теперь расстояние между ними и Могиным стало увеличиваться. Поняв, что жертву не догнать, зверики начали трансформироваться, и через несколько секунд за Мотиным, призывно размахивая руками, ковыляли три двойника.
- Эй, подожди! — кричали они. — Помоги мне!
Странно, только и в людском обличим зверики бегать не умели, а только быстро шагали.
Запыхавшийся Мотин забросил рюкзак в кабину Машины, немного постоял, глядя на приближающихся двойников, а потом залез, закрылся и включил реверс.
Гоша Сизов объявился неожиданно и некстати. Днем бы раньше — хорошо, днем позже — замечательно, но он ввалился именно тогда, когда Мотин, сидя на полу, раскладывал по куску брезента свои находки.
— Черт полосатый! — орал Гоша, тиская Мотина в энергичных объятиях. — Ты чего вытворяешь, чудак-человек? Стоит отвернуться — и нету Мотина, сгинул Мотин!
Гоша орал с легким акцентом: отвернулся он почти на пять лет и все это время работал в Штатах, где российские теоретики снова были и в фаворе, и нарасхват.
— Приезжаю в Москву — первым делом к тебе: гае Мотин, куда делся? А меня как обухом по голове: уволился, ушел, развелся... Ты в каком веке живешь, Мотин? Ну сорвало у твоей Катьки крышу, ну, захотелось ей легкой жизни — и бог с ней! Зачем все бросать-то? Пустырником заделаться решил?
— Пустынником, — поправлял
Мотин, искренне обнимая друга. — Ну а что такого-то?.. Мы же поровну поделили: ей — квартиру, мне — дачу. Не наоборот же... "
— Да-ачу! Да я твою халупу еле разыскал! — орал Гоша, громко выставляя бутылки с дорогой водкой и вываливая из шуршащего пакета вакуумные упаковки с фантастической вкуснятиной. — Я туг у деда какого-то спросил — не знаю, и все туг! Уже и на пальцах объяснять стал, только тогда просветлел абориген. "А, — говорит, — это старьевщик который?" Представляешь, Мотин, куда тебя аборигены записали?
Гоша всегда любил пошуметь, и Мотин радовался, что американская жизнь не изменила друга. Сам-то он побоялся ехать за бугор. Из-за этого и пошла у них с Катериной трещина... А дальше — больше...
К деликатесам Мотин добавил огурчиков и сала — перед ноябрьскими помогал соседям колоть кабанчика. Гоша рассказывал о пестрой заокеанской житухе и о столичных новостях и все подпинывал разложенный на брезенте хлам—до тех пор, пока не обратил на него внимание.
— Мотин, — сказал Гоша с грустью в голосе, — черт полосатый, я думал, ты какую-нибудь хрень изобретаешь, а ты что, правда в мусоре копаешься?
Мотину стало стыдно: не успел убрать железо с глаз долой... А Гоша, присев на корточки, уже брезгливо вертел в пальцах чуть тронутую ржавчиной звездочку с впаянными в центр ленточками микросхем.
— Что это за барахло?
— Не знаю, - честно сказал Мотин. — Я это только сегодня нашел. А вот это —знаю.
Он взял один из предметов — черную пластину размером с ладонь. Гоша взял такую же. Пластина оказалась тяжелей, чем он думал. Присмотревшись, Гоша различил возле одного из углов короткую строчку мелких значков: несколько цифр и буковки, похожие на иероглифы.
— Ну и что с этим делать?
— Можно вместо стелек в зимние ботинки вкладывать, можно вместо электроплитки использовать, — начал перечислять Мотин, но осекся, увидев глаза Гоши. — Гоша, это вроде аккумулятора. Управляется голосом. Правда. Вот, смотри: двадцать градусов.
Пластина в ладони Гоши вдруг дохнула легким теплом так неожиданно, что тот разжал пальцы.
— Вот, —сказал Мотин. —Моя тоже нагрелась. Хочешь пощупать?
— Пошел ты к черту, Мотин, — сказал Гоша, тараща глаза на пластину. Потом потрогал пальцем. — Теплая... Тридцать! — велел он и снова ткнул черный бок. — Елки-палки, горячей стала! Пятьдесят! Мотин, черт полосатый, что за фокусы?
— Ты только не увлекайся, пожалуйста, а то дачу спалишь, — предупреждал Мотин. — Они, если с десяток собрать, атомную электростанцию заменят.
— А... как ты их сделан?
— Нашел, — честно сказал Мотин. Врать он не любил и не умел, и за это всегда получал "по мозгам". Получил и сейчас. 1оша встал на четвереньки и принялся благом матом орать на Мотина. Кричал он минут пять, правда, если отжать эмоции, смысл всего этого ора сводился к одному вопросу: где?
— В будущем, — снова честно сказал Мотин. — Я вначале налегке мотался и редко, — быстро заговорил он, чтобы Гоша опять не принялся орать. — Потому что мои аккумуляторы были на всю кабину, места оставалось только вот так, — он свел ладош вместе, — и то под самым потолком, калачиком. А потом нашел эти штуки, разобрался. Теперь даже вдвоем или втроем можно, и часто. Хочешь?
