Знание-сила, 2006 № 02 (944) - [51]

Птицелов — профессия романтическая. Помни время перелета, разным посвистом свисти... Орнитология долго была прекрасным прибежищем настоящего натуралиста, далекого от повседневной суеты, но времена меняются. Ученые выяснили, что птичий грипп разносят дикие перелетные птицы, и вот уже орнитологи выступают по телевидению, а тема птичьих миграций не сходит со страниц.

Трудно дело птицелова:

Заучи повадки птичьи,

Помни время перелетов,

Разным посвистом свисти...

Э. Багрицкий

Весна для зоологов — время миграционного беспокойства, как дня перелетных птиц. Пора, пора! Не перевелись еще счастливцы, у которых квартиры к апрелю-маю становятся больше похожи на склады экспедиционного имущества, нежели на человеческое жилье, а разговоры звучат сладкой музыкой для уха: какие берем палатки, сколько веревки, не забыть фонарь, где паяльная лампа, сколько берем биноклей... Вот и мы, "дети капитана Гранта", собираемся на американские деньги ехать в Западную Сибирь изучать взаимоотношения маленьких птичек — обыкновенной и белошапочной овсянок.

Там, где районы обитания этих видов соприкасаются, образуется гибридная зона — виды скрещиваются между собой. В таких местах возникает, как говорят зоологи, "эволюционная перспектива", так что события, происходящие в гибридной зоне, — это буквально эволюция в действии. Предполагают, что именно в таких местах могут возникать новые виды. Это возможно теоретически, если гибридная популяция окажется обособленной от родительских видов какими-либо естественными преградами. Наша задача — исследовать начальные этапы этого процесса.

Начинается все еще в Москве с поездки на Птичий рынок. Нам нужна "манная птица" — самец обыкновенной овсянки, с помощью которого мы надеемся ловить (а после тщательного осмотра выпускать обратно на волю) его собратьев. Манную птицу в клетке выставляют на гнездовом участке партнера по виду. Любой уважающий себя владелец участка, конечно, будет атаковать пришельца, а уж в крайнем случае — подлетит поинтересоваться, кто это посмел вторгнуться на его территорию.., и будет пойман в расставленную рядом паутинную сеть или в специальную птичью ловушку.

Птичий рынок теперь располагается в Люблино. Он совсем не похож на тот уютный уголок Москвы, где по выходным толпились любители и большие знатоки всякой живности. Теперь это огромное крытое помещение с множеством рядов, в которых не знаешь, чего больше — животных или предметов для туризма и рыбалки. Мы в растерянности остановились между бесконечными прилавками с удилищами, куртками, заграничными кормами для животных. Вскоре к нам подошел какой-то человек и спросил, что мы ищем. "Лесные птицы... Нет, здесь вы их не найдете. Вот там, во дворе у забора посмотрите, может, кто и есть..."

В неприметном месте на свежем воздухе действительно обнаружилось несколько человек за открытым прилавком, на котором в небольших клеточках были выставлены синицы, снегири, чижи и щеглы. Овсянок не было. Продавцы лесных птиц, все больше пожилые, основательные представители "старой формации" Птичьего рынка, смотрели на нас внимательно, но равнодушно. "Утром была овсянка, но уже продали". Верилось с трудом: кому она нужна, эта мало примечательная птица с пронзительной и монотонной песней: "зин- зин-зин-зин-зиии"! Не было здесь ни самодельных птичьих клеток, ни лучков — особой снасти птицеловов, ну ровным счетом ничего не было, чем раньше славился Птичий рынок.

Мы отошли от прилавка расстроенные, чтобы не сказать подавленные неудачей, походили еще немного вокруг, а потом меня осенило. "Знаешь что, — сказала я своему спутнику Е.Н. Панову, — с ними надо подружиться. Первому встречному здесь ничего не скажут". Мы вернулись обратно, подробно и обстоятельно изложили, кто мы, куда и зачем едем и что нам нужно.

Мужики выслушали, покивали и ответили, чтобы мы приезжали в следующую субботу к 9 утра. Обещали, что будет Юра—единственный на всю Москву он делает птичьи клетки с деревянными прутьями (чтобы только что пойманные птицы в панике не побились о них). Обещали и овсянку, и лучки — мол, мы передадим, кому надо...

Через неделю мы приехали скорее для очистки совести, без всякой надежды — и действительно увидели потрясающие деревянные клетки без единого гвоздя, как церкви в Кижах. Мы еще раз рассказали Юре-умельпу об экспедиции и как будем брать кровь у птиц для генетического анализа. "Генетика — продажная девка империализма", — неожиданно сказал Юра. "Нет, это про кибернетику, а генетика — это лженаука", — уточнил второй мой спутник, выпускник МГУ Миша. Посмеявшись, перешли к делу. Деревянная клетка теплого золотистого цвета имела две дверцы: верхнюю и нижнюю с двумя замками. Кормушка-ящичек выдвигалась наружу, внутри лежал специальный поддон, который можно вынимать и мыть. В клетке — три жердочки, одна внизу и две вверху, чтобы птица могла перепрыгивать сверху вниз. Эти жердочки должны быть в сечении сверху выпуклые, а снизу ровные, но ни в коем случае не круглые: считается, что птице так удобнее всего сидеть на них. Прежде чем посадить птицу в клетку, жердочки нужно обварить кипятком, чтобы убить микроскопических болезнетворных клещей, которые могли некогда жить под древесной корой. Но главное — деревянные прутья из бамбука, спасающие только что пойманную птицу от травм. Клетка торжественно перекочевала из Юриных рук в наши, и мы двинулись дальше.