В Центральной Австралии вдова после траурных обрядов переходит к одному из младших братьев покойного. Но чтобы вдова обрела нового мужа, мир, как и в первый раз, временно ввергается в состояние хаоса. В Северо-Западной Африке разбивают яйца на свадьбе как символ взрыва звезды- яйца, в результате которого был создан мир и побеждены силы хаоса.
Многие обряды, связанные с переходом некоего рубежа, построены по той же модели, что и мифы о Начале. Возврат к хаосу присущ и инициации, и похоронному обряду, а веселый оргаистический праздник весь во власти хаоса, весь в нарушении запретов.

«Вневременность» праздника, представление о нем как о состоянии, «когда время останавливается», порой воплощается буквально, особенно в празднике Нового года, в момент перехода от старого года к новому, который, как всякий переход через нулевую точку, окутан тайной и не обходится без чуда. Так, армяне считали, что при этом переходе весь мир застывает, включая и текущие воды, на мгновенье превращающиеся в золото. В это мгновенье можно сказочно разбогатеть. О приближении полуночи узнавали по зрачкам кошек: как только они становились круглыми, юноши с шумом и гамом отправлялись к реке верхом на кочергах, шомполах и железных крестовинах, которыми накрывается домашний очаг. Все эти кузнечные изделия традиционно считаются оружием против нечистой силы. Предводитель «войска» нес медный кувшин с пшеницей и ячменем. В заветный момент он высыпал их в воду, испрашивая взамен «добро» (армянское слово gari — «ячмень» созвучно слову barik — «добро, благо»), набирал в кувшин воды и с трудом, призвав на помощь товарищей, вытаскивал его, как если бы вода обратилась в золото. Когда парни возвращались со своей добычей, нечистая сила кричала им вслед: «Ловите их, ловите>1», но они не должны были оборачиваться, как не оборачивается на сходные крики герой волшебной сказки, укравший живую воду. Так человек мог уловить заветный миг, таинственную точку перехода, перехитрить силы хаоса, оживающие в опасный момент смены года. И хотя дома на поверку в кувшине оказывалась обычная вода, считали, что виной этому какой-нибудь проступок, совершенный домочадцами.
Хаос грозит обществу (и миру) извне, и ритуалы, совершаемые во время праздника, должны его предотвратить и преодолеть. Армянские кузнецы в V веке били по наковальне, чтобы укрепить постоянно истончающиеся цепи, в которые закован принц-дракон Артавазд в пешере на вершине горы Масис (Арарат). Артавазд — типичная персонификация Хаоса: считалось, что его освобождение из оков приведет к гибели мира.
Защита от праздника
Из праздника непросто выйти: он подчиняет человека своим формам и ритмам. Многие праздники, прежде всего те, что представляют собой сложную систему обрядов (например, свадьба), имеют несколько размытый конец, особенно если ему предшествует кульминация, в которую вовлечены все участники (оргаистические обряды, пиры с обильными возлияниями и т.п.). В Москве после нескольких памятных дней в августе 1991 года, которые, по существу, были праздником, не успевшим развернуться и уже победившим, многие защитники Белого дома долго не желали покидать место, где они пережили особое праздничное чувство. А политический «праздник» 1988 года в Армении длился целых девять месяцев — с конца февраля по конец ноября. С перерывами, конечно, но и в архаических коллективах длительные праздничные циклы тоже прерывались короткими возвращениями к будничной жизни.
Однако главные части праздника, как правило, четко ограничены часто особыми символами. Так, у племени варрамунгов в Центральной Австралии конец церемонии, посвященной мифическому змею Воллунква, знаменуется тем, что с головы исполнителей резко сбивают ритуальные головные уборы, символизирующие змея, как бы возвращая исполнителей из особого состояния в повседневное. А в девятимесячных политических торжествах каждый конкретный «праздник» на ереванской площади начинался и заканчивался позывными трубы.
Хотя праздник, разыгрываемый в настоящем, обратен в прошлое, он имеет дело и с будущим. В этом, можно сказать, его идеология. Главное в ней — идея обновления, которая утверждается и поддерживается на разных уровнях — психофизиологическом, хронологическом, символическом. Участники праздника эмоционально обновляются, наступает новый год, обновляется и износившийся космос. Символика обновления ясно звучит если не в масштабах всего праздника, то хотя бы в его ядре. Произведя хаос, победив хаос, общество обновляется, чтобы вернуться в космос повседневности.
Ольга Балла
Черное время
Еще ничего не изменилось. Сапата, который до одурения резали весь вечер, осталось много, утка с яблоками почти не съедена. А еще — колбаса, ветчина, шпроты, холодец, селедка под шубой... Но из всего как бы вынут стержень. Все это только что было обещанием (чего? А чего угодно. Всего!), и вот оно — уже всего лишь еда, которую придется доедать. Да и есть- то уже не хочется. На часах — первые минуты нового, необжитого года.
И сколько еще тут сидеть? И зачем?
Все опять было так, как будто торопились на уходящий поезд в новую, прекрасную, осмысленную жизнь с чистого листа. «Успеть до двенадцати!.. Скорей!..» И ведь даже успели! А поезд никуда не поехал. А поезда-то никакого и не было.