Знание-сила, 2004 № 02 (920) - [45]
К. Е. Ворошилов И. В. Сталин в президиуме совещания жен командиров РККА. Декабрь 1936 г
Страны? Это очень помогло бы?" Ворошилов раздраженно начертал: "Еще одно очередное чудачество". Ни Ворошилов, ни Сталин не собирались отдавать контроль над армией одному из лидеров правых — председателю Совнаркома А.И. Рыкову. Подобные предложения впоследствии послужили предлогом для того, чтобы на процессе "правотроцкистского блока" в марте 1938 года связать группу Бухарина, Рыкова, Томского и Ягоды с "военно-фашистским заговором" Тухачевского.
Из рапорта начальника Особого отдела 1-й Конной Армии Зеередиса: "В Армии бндитизм не изведется до тех пор, пока существует такая личность, как Ворошилов, ибо человек с такими тенденциями, ясно, является лицом, в котором находили поддержку все эти полупартизаны-полубандиты". (Цитируется по воскресному приложению к газете "Московский комсомолец" №21,2002 г, с. 4-7)
В 1928 году "плохо соображающий" Тухачевский был направлен командовать Ленинградским военным округом. Однако через три года по настоянию Сталина Ворошилову пришлось возвратить его в Москву своим заместителем. Но симпатии у Климента Ефремовича к Михаилу Николаевичу ничуть не прибавилось. Дело неуклонно шло к трагической развязке. В 1936 году противостояние наркома и его первого заместителя вышло на финишную прямую. 11 июля Тухачевский писал Ворошилову: "Уважаемый Климент Ефремович! В связи с необходимостью срочных мероприятий по увеличению моторесурсов мехвойск я написал тов. Сталину прилагаемое при сем письмо. Положение с тактическим обучением мехвойск очень тяжелое. С коммунистическим приветом. М. Тухачевский". Нарком многозначительно заметил: "Чудак, если не больше". "Больше" могло означать только "враг народа". Вероятно, к тому времени судьба Тухачевского была уже решена.
Последнее письмо Тухачевского Ворошилову, датированное 23 августа 1936 года:
"Народному комиссару обороны Маршалу Советского Союза т. Ворошилову. Ознакомившись со взаимоотношениями т. Корк и т. Щаденко (соответственно, начальника и комиссара Военной академии имени М. В. Фрунзе.
— Б. С.) в связи с рапортом т. Корк, докладываю:
1. Личные отношения между начальником академии и его помощником по политической части крайне натянуты и не обеспечивают нормальной работы.
2. Тов. Щаденко привык лично руководить хозяйством академии. Законное желание т. Корк взяться за это дело встречает со стороны тов. Щаденко известное противодействие.
3. Тов. Щаденко не признает себя виновным в оскорбительном тоне разговора с начальником. Наоборот — обвиняет в этом тоне товарища Корк, что, по-моему, маловероятно. Тов. Щаденко заявиа мне, что наилучший выход — это его уход из академии.
4. Тов. Корк хочет работать и просит создать ему нормальные условия работы. В связи с вышеизложенным считаю необходимым перевод т. Щаденко на другую работу и прошу Вашего соответствующего решения.
Приложение — рапорт т. Корк.
Зам. Наркома Обороны СССР
Маршал Советского Союза М. Тухачевский".
Μ. Н. Тухачевский на суде. Последняя фотография.
В рапорте, датированном 17 августа, Корк писал:
Состояние здоровья моего помощника тов. Щаденко чрезвычайно неблагополучно, по-моему, у т. Щаденко в любой момент может произойти припадок буйного помешательства.
Прошу безотлагательно освободить тов. Щаденко от работы в Академии и передать его в руки врачей.
Начальник академии Корк".
Видно, уж очень крутая разборка произошла между бывшим царским подполковником и одним из наиболее видных представителей "конармейской группировки", раз милейший Август Иванович предлагал передать Ефима Афанасьевича, как буйно помешанного. в руки врачей. На письме Тухачевского сохранилась ворошиловская резолюция от 24 августа: "Вызвать обоих ко мне" (РГАСПИ, ф. 74, оп. 2, д. 105, лл. 41-42,47,51, 55,59-60).
Вместе работать Щаденко и Корку оставалось несколько месяцев. В мае 37-го Тухачевский и Корк были арестованы и 12 июня 1937 года расстреляны. Щаденко же в том же мае 37-го стал членом Военного Совета Кавказского военного округа, а в ноябре — заместителем наркома обороны. Конармейцы одолели командармов из числа бывших царских офицеров — Тухачевского, Корка и Уборевича.
Владимир Гаков
Чужой среди СВОИХ
Евгений Замятин, Ленинград, 1925 г
Более полувека не только книга, но и имя писателя были решительно вычеркнуты из отечественной литературы. История не новая, но в случае с этим автором несправедливая вдвойне. Потому что Евгений Иванович Замятин никогда не был врагом своей стране. И хоть похоронен в чужой земле, но — гражданином России.
Это не выспренная фраза, а факт: до последних дней писатель сохранял советский паспорт, а когда в Париже в 1935 году собрался Конгресс деятелей культуры, "эмигрант" Замятин участвовал в его работе как член делегации СССР!
С родиной его разлучила одна-единственная книга. Написанная с целью предостеречь, высветить опасность, которую уже видели многие, но острее других почувствовал Замятин. Но - не вняли пророку в его отечестве; притча, старая как мир...
Долгое время само упоминание романа "Мы" в советской критике было немыслимо без слова-полипа "антисоветчина". Хаксли и Оруэлла еще можно было теоретически разбирать — иностранцы, что с них взять; с Замятиным разговор был короток. Ренегат, злобный пасквилянт, "ливший воду на мельницу", и прочее в том же духе. И читали мы его по ночам на кухне (в то время, если кто помнит, словосочетание "Изд-во им. Чехова" менее всего вызывало ассоциации с автором "Чайки", скорее с "черным воронком"), но все-таки на родном языке; хотя кое-кто знакомился с романом, написанным в Советской России, по американским "покетбукам"!
