Во главе египтологии в России стояли Осип Сенковский и Авраам Норов, впоследствии к ним прибавились В. Андревский, Д. Мордовцев, В. Голенищев, В. Бок, М. Ростовцев, В. Тураев и даже зять российского императора Николая I великий князь Николай, который самолично проводил в Египте раскопки. Даже те из них. кто не были специалистами, привезли оттуда интересные наблюдения, образы, картины увиденного, что, безусловно, расширило русскую науку изучения исторического прошлого Египта.
Русские посетители Ешпта привнесли не только ценные описания своих путешествий, издали научные книги о его древностях. Они приняли активное участие в культурной жизни этой страны. Скажем, с именем крупнейшего российского египтолога В. Голенищева связано открытие кафедры египтологии в Каирском университете.
Однако имелись поездки в Египет и другого значения — в интересах внешней политики России. С подобной задачей едет туда архимандрит Порфирий Успенский, настоятель посольской церкви в Вене. Его тайная миссия была направлена на укрепление связей между Русской православной и коптскими церквами.
Царская Россия проявляла широкий интерес к культуре и открытиям в Египте. Государство субсидировало туда поездки ученых и прочих людей (среди них и поэта Гумилева, который, как полагают, тоже ехал со специальным заданием), возводило там православные строения и даже выразило готовность поддержать деньгами Шампольона, когда он пребывал в трудном материальном положении и его дешифровка иероглифов подвергалась нападкам. Таким образом, позапрошлый век с полным основанием можно считать в России русским веком изучения Египта.
Английский лабиринт
Джон Фаулз. Аристос.
Пер. Валерия Нугатсва. Мл Эксмо-Пресс, 2002 Джон Фаулз. Аристос.
Пер. Наталии Роговой. СПб.: Симпозиум, 2003
Сочинение Фаулза, отличаясь и от всего того, что написал сам он раньше, и от всего того, что было написано в прошлом веке в литературе, словно оделось в слова Декарта: хорошо прожил тот, кто хорошо скрывался. Его бессмысленно читать как художественное произведение, но иным ему и не полагается быть. Многие фразы и предложения построены так, что произведение больше напоминает философский трактат или философские изречения, скажем: "Наука — это то, что может или могла бы сделать машина; искусство — то, чего она никогда не сделает".
Книга не имеет героев, в ней отсутствуют действия, в ней нет сюжета, нет ни конца, ни начала. Книга представляет мысли, свидетельства, высказывания автора на какие-то события, вещи, картины прошлого, из которых создается некая карта бытия.
Экспериментальность ей к лицу, однако целей таких автор не ставил. Фаулз признавался, что эта книга впервые была опубликована вопреки советам почти всех, кто ее читал: "Мне говорили, она повредит моему "имиджу"".
"Аристос" на русском языке сегодня представлен двумя переводами, они оба заслуживают внимания, и сравнивать их нет необходимости. Книга имеет подзаголовок автора: "Размышления, не вошедшие в книгу Екклезиаста". Слова последнего более всех известны из Ветхого Завета: "Всему свое время и время всякой вещи под небом: время рождаться и время умирать; время разрушать и время строить; время любить и время ненавидеть..." В словах этих реальнее всего сформулированы содержание и смысл бытия. Что можно к этому добавить? Только задать некоторые вопросы. Собственно говоря, с них книга и начинается: "Где мы? Какова ситуация? Есть ли у нее хозяин?"
Автор так или иначе будет давать ответы на эти вопросы. Темы к ним и станут содержанием сочинения Фаулза. Они здесь самые разные: зависть, страсть, смерть, любовь, наслаждение, представления о Боге, тайна, война, муки ближних, даже русская рулетка. На одной из страниц книги он пишет: "Говорят, в минуты страсти мы чувствуем, что приблизились к сути вещей, и это верно: мы ближе к вещам, чем к человечности". Или, может быть, для объяснения подошли бы иные его слова: "Понять — значит не только простить, но и начать управлять". Что здесь надо понимать в прямом, что в переносном смысле? И этот вопрос со страниц книги все время будет возникать. Автор и эти слова не оставит безответными: "Все действия независимо от того, замышлялись они как добрые или злые, с течением времени столь тесно переплетаются между собой, что в конце концов относительные различия между ними полностью исчезают. И добро, и зло умирают либо видоизменяются".
Видоизменение вещей — основное правило, по которому книга Фаулза строится. Но есть на ее страницах и другой вход, согласно правилам Гераклита. Как и он, Фаулз заключает сказанное в формулы, и как у него, они объяснимы, необъяснимы или мало объяснимы. В такой системе сложно построенных отношений между читателем и сочинителем запутанность становится чем-то вроде распутывания вещей. И тогда книгу пересекают незабываемые мысли, и каждая из них открывает новую страницу в понимании книги и ее создателя: "Нет никакого искупления, нет отпущения грехов; грех цены не имеет. Его нельзя выкупить, разве только выкупишь само время".
Строго сказано, как у Гераклита, и нет, как у него, ни сроков давности, ни сроков завершения. Может, оттого и книга получила загадочное название "Аристос", на древнегреческом оно означает примерно "наилучший в данной ситуации".
