Знание-сила, 2002 № 10 (904) - [16]
Секс и агрессия неразделимы: смещенные формы одного есть проявления другого. Поэтому сексуальные индикаторы одновременно являются и сигналами агрессии. Поэтому их демонстрация считается постыдной. Конечно, влияет и воспитание. Но существует и универсальная реакция: смущенный человек сутулится, сжимается, прикрывает рукой губы или прижимает ладони к ушам: ах! – даже если он не привык стесняться наготы (например, по причине нежного возраста или первобытности), даже если он полностью одет!
Наготы стыдятся, когда неосознанно боятся унижения: насмешек, физического воздействия. Острая стыдливость наблюдается у «вредных» детей, аутсайдеров. Обнажение тазовой области автоматически расценивается как проявление агрессии и провоцирует агрессию в ответ: контактную (шлепок) или дистантную (порицание, смех). Некоторые девушки заявляют, что мальчишеская нагота провоцирует у них злобу, а мужская – страх, отвращение, даже обморочное состояние. Безобидный эксгибиционист в кустах пугает больше, чем вооруженный разбойник. Самые дикие дикари носят передник или чехол-фаллокрипт, лишившись которого сгорают от стыда.
Оказывается, стыдливостью обладает не только человек. Во время эструса самки многих видов прячут свои гениталии от нежеланных кавалеров или ревнивых соперниц. Например, собаки огрызаются и поджимают хвост. Молодая обезьянка с разбухшей половой кожей выглядит вполне смущенной из-за постоянной опаски, что ее будут третировать другие самки или «мучить» самцы. Низкоранговые особи вынуждены заниматься любовью тайком и скрывать признаки своей сексуальности, чтобы не получить взбучку от доминантов (отстаивающих преимущественное право рассеивать свои гены). Это и есть то, что мы называем стыдом.
У приматов индикаторы сексуальной агрессии обычно сосредоточиваются в четырех местах: морда, корпус (где часто выделяются парные выросты кожи или пучки волос), пах и промежность. При этом они часто дублируют друг друга (как у мандрилла: что спереди, то и сзади). Подобное дублирование присуще и телу человека – у него появляется целых четыре «сексуальных портрета»: лицо, паховая область, перед корпуса и промежность. На корпусе основную роль играет волосяной покров, создающий под мышками «брови», в паху «бороду», а под подбородком – «челку». Получается словно гигантское лицо. А благодаря выпрямленной позе, человек как бы демонстрирует сразу три «физиономии». Это очень агрессивно! Особенно в условиях перенаселенности, где телу необходимы доспехи – одежда.
Сначала одежда ограничивалась передником, а когда вошли во вкус… Между прочим, упомянутые в начале статьи «клетки» для тела создавали не только мерзнущие европейцы, но и жители тропиков, залезая в огромные глиняные маски или плетеные футляры, обмазывая себя глиной и каучуком… Но доспехи сразу превращались во «внешнее тело», на которое неосознанно переносили те же сексуальные индикаторы – в куда более пышном виде! Странно подумать: под юбку засовывали табуретки, подушки, корзины из китового уса, чтобы все эти кринолины и турнюры придавали ягодицам сверхъестесгвенную пышность. А ведь были еще корсеты, что вздымали груди до подбородка и сжимали бока до полного посинения… Отважные дамы удаляли лишние ребра и набивали в грудь силикон. Налицо наносили ядовитый макияж. Бедные мочки прокалывали, растягивали до плеч, разрезали до состояния веревочки… А мужчины? Фаллокрипт папуасов только подчеркивал то, что был призван скрывать. Отличились даже европейцы – щеголяли в облегающих трико, да еще с гульфиком (в него, как пишут историки костюма, было принято класть… деньги, апельсины и сладости).
Мы забыли об очень важной причине стыда – мистической. Обнажение часто выполняет роль ритуального подчинения, «подставления» иерарху-богу. Туземцы, весь костюм которых составляет пояс с пучком травы, снимают и его, когда беседуют с богами. Буквально разнуздываются. Именно такая сакральная «разнузданность» и сопровождала культовые оргии.
Повсеместно сексуальные индикаторы стали символами магической индивидуальности. Это как имя: у человека бьгло имя обыденное, которым его окликали, и священное, державшееся в глубокой тайне. Так же и внешность человека подразделялась на обыденную и сакральную, предусматривающую обнаженность или наличие особого костюма. Тот, кто узнает тайное имя, может навести порчу, а может и сам пострадать, навлечь на себя гнев божества-покровителя. В таком же положении окажется подглядевший «укромные» части тела – может сглазить, но и осквернить самого себя нарушением табу. Глаз человека противоположного пола – вдвойне чужой, ибо гениталии символизировали разных богов (мужские – Бога низа, а женские – Великую боги ню-мать). Возможно, эти предрассудки и гендерные табу, кочуя из поколения в поколение, понуждают нас стесняться чужих глаз и воспитывать стеснение у детей, вскрикивать, когда кто-нибудь стучит в нашу кабинку для переодевания, и визжать, если в девичью раздевалку заглянет мальчик…
Человек цивилизованный – большой умелец по части подавления сексуальной агрессии. В одних обществах это достигается суровыми запретами, в других – спокойной раскрепощенностью. Второе, похоже, действует эффективнее. Перестав забивать голову мыслями о грехах и с детства привыкнув к безмятежному отдыху натуристов, человек перестает воспринимать чувственность как великое зло. Спокойствие, каждодневный душ и «Дюрекс» в правом кармане надежно предохраняют от сексуальной агрессии.
