Знание-сила, 2001 № 07 (889) - [55]
Ведь цена этих смертей – власть. Ибо Хованские на тот момент эту власть если не оспаривали, то сильно ограничивали. Но тогда в архиве первая мысль была не о иене. Подумалось о Хованском с его грамоткой: вот поздравлял, ликовал, праздновал. И не ведал, и не чувствовал…
Личность Софьи давно привлекает историков и литераторов. Историки чаще всего выстраивали свое отношение к царевне, исходя из оценки Петра и его деятельности. Если она была положительной, то в результате «обратно пропорциональной зависимости» даже лучшие качества Софьи приобретали зловещий оттенок: ежели она и одарена умом, то непременно «ослеплена властолюбием», деятельна и предприимчива – не по-женски жестока и ненасытно честолюбива. И наоборот, если Петр и его реформаторство осуждались, Софья и ее предшественники реабилитировались. Тут, конечно, все плохое решительно спадало с царевны, которая превращалась в обладательницу проницательного ума и сильного характера. Впрочем, начав с характеристики царевны, и те, и другие историки обыкновенно переходили к ее политике, а за политикой, как известно, личность разглядеть трудно.
Литераторов же более всего привлекало «сладострастие» правительниц. Тут уж женская натура Софьи – первопричина и объяснение всего. Следуя по прокрустову руслу расхожих сюжетов, каждый из литераторов интерпретировал страсть дочери Тишайшего по-своему: то возвышая и романтизируя ее, то низводя Софью до уровня заурядной и похотливой «царь-бабы». История здесь – антураж, тот самый пресловутый «гвоздик» Дюма, на который он развешивал свои гениальные полотна…
Между тем узнать, какие чувства и какие мысли на самом деле двигали Софьей, чрезвычайно интересно. Ведь, строго говоря, это и есть ее «женская история».
Природа щедро наградила третью дочь Тишайшего. В ней все было через край, все с избытком. И ум, и характер, и энергия. Остается тайной, по какому такому капризу в одной многодетной семье одним достается так много, а другим так мало. В семействе Алексея Михайловича непомерно одарены были от рождения Софья и ее сводный брат Петр, на других природа отдохнула. Правда, и старшие братья, Алексей и Федор Алексеевичи, были людьми даровитыми. Однако ж, будучи неглупыми, они были обделены здоровьем и скоро сошли в могилу. Потому Алексей Алексеевич навсегда остался в истории объявленным царевичем, так и не став царем, а Федор Алексеевич – превозмогающим свой недуг молодым государем, много обещавшим, но мало что успевшим.
Фрагмент картины И. Репина «Царевна Софья в Новодевичьем монастыре»
Но если избыточность Петра сделала его в конце концов Петрол Великим, то избыточность Софьи погубила ее. Она была слишком неординарна, слишком выпадала из времени. В определенном смысле она шла дальше, чем ее сводный брат: Петр реформировал Россию, подымал ее на дыбы, и на то было его монаршее право и государева воля. С этим подданные, скрепя зубами, мирились, как некогда мирились с опричным топором Ивана Грозного.
Царевна Софья вознамерилась самодержавно и постоянно править при венчанных братьях, которые вошли в возраст и обзавелись семьями и детьми. Это принять было много труднее, потому что противоречило представлению о должном. Чтобы признать статус Софьи, надо было сначала привыкнуть к нему, превратить его из экстраординарного в норму государственной жизни. Такое в истории случается, но обыкновенно первый, вознамерившийся преступить обычай и неписаный закон, обречен на неудачу. Софья первая дерзнула – и проиграла. Однако прежде чем навсегда исчезнуть в кельях Новодевичьего монастыря, она раздвинула границы допустимого. Тем самым во многом предуготовила эпоху женского правления в следующем столетии.
Что толкнуло царевну Софью преступить прежний уклад женского существования? К вящему разочарованию литераторов, вовсе не романтические увлечения. По крайней мере, на первых порах. Все приземленнее, прозаичнее. Исход всему – нежелание смириться с судьбой, на которую обрекала Софью, ее сестер и царевен- теток традиция. Такая судьба постепенно осознается как несправедливое, незаслуженное наказание. Софья решается на открытый бунт, который по логике событий принимает форму борьбы за власть.
В массовом общественном сознании существуют довольно смутные представления о положении русской женщины в эпоху средневековья. Принципы домостроя в понимании наших современников означают полное бесправие и зависимость женщины сначала от отца, потом от мужа, который и плеткой постигает, и приголубит, и в монастырь заставит уйти. Еще одно традиционное знание касается затворничества женщины. Ее мир замкнут, ее круг общения сужен рамками семьи, домочадцев, родными и подругами. Появление женшины в мужском обществе возможно лишь по слову мужа, как великая честь гостям. Однако ж честь недолгая: чарка поднесена и испита, малый поклон и поцелуй в уста отданы – и вот уже дверь, отделяющая женскую половину дома от мужской, замыкается за хозяйкой.
Можно до бесконечности множить подобные примеры. И это будет правдой, но правдой не эпического полотна, а этюда. На самом деле, женский мир уже тогда был куда разнообразнее, чем представляется нам в стереотипах сознания.
