При чисто молекулярно-компьютерном анализе номинация (применю модный термин) определенного отрезка ДНК в ранг гена осуществляется лишь на основе сугубо формальных критериев – есть или нет знаки генетической пунктуации, необходимые для считывания информации… Роль, время и место действия большинства «генов-номинантов» остаются пока совершенно неясными. Даже об их числе сами участники программы продолжают спорить. Все равно как на почте подсчитать число конвертов, не ведая, ни что внутри них, ни кому они адресованы.
Исходная идея проекта «Геном человека», как показал историк науки Дэниел Кэвлс, зародилась среди группы физиков, работавших в министерстве энергетики США и желавших заняться другой программой после работ над ядерными проектами. Умело созданному лобби удалось убедить конгрессменов выделить на проект 3 миллиарда долларов (одно основание ДНК – всего один доллар!) – богатая страна смогла позволить себе такую роскошь. И несомненно хорошо, что финансировался не военный проект, а то, что имеет действительное отношение к жизни и косвенно к здоровью людей. Немалую роль в том, что «процесс пошел», программа состоялась, сыграл остроумный ход ставшего во главе программы Дж. Уотсона: выделить часть средств на изучение генома дрозофилы и мыши, а около 3 процентов отдать критикам на анализ этических, юридических и философских аспектов программы.
Итак, геном человека (кстати какого? – говорят, шефа кампании Celera Genomics) прочитан; что дальше?
Прежде всего, надо задуматься, что следует вкладывать в понятие геном. Многие молекулярные биологи и генные инженеры под понятием геном имеют в виду лишь упорядоченную совокупность оснований ДНК. Между тем с позиций генетики и цитологии наследственную систему или геном клетки составляет не только структура ДНК элементов, но и характер связей между ними, который определяет, как гены будут работать и как пойдет ход индивидуального развития в определенных условиях среды. Налицо системная триада: элементы, связи между ними и свойства целостности. Сведения о числе и форме кирпичей вовсе не раскрывают замысла готического собора и хода его постройки. И значит, из голой ДНК мамонта нельзя будет воссоздать вид мамонта. То же относится и к динозаврам из захватывающего фильма «Парк юрского периода».
А вот некоторые современные генно-инженерные деяния вполне могут попасть в разряд реальных «страшилок»…
В последние годы природа преподала нам несколько уроков. Большинство генетиков оказались плохо подготовленными к пониманию ряда экзотических и трудно объяснимых явлений в области неканонической наследственной изменчивости. Неожиданно в конце XX века эта проблема вышла за рамки чисто академических дискуссий.
Годы 1996 – 2000 войдут в историю тем, что одно из явлений неканонической наследственности стало вдруг предметом острых дебатов глав правительств и парламентариев Европы. Речь идет об эпидемии болезни «бешеных коров». Эта болезнь, которая ныне на слуху у всех, стала распространяться в Англии в 80-е годы после регулярных добавок в корм коров белков из утилизированных голов овец, среди которых встречались овцы, больные нейродегенеративной болезнью («скрэпи» или почесуха). В свою очередь, сходная болезнь начала передаваться людям при поедании мяса больных коров. Оказалось, что инфекционным агентом являются не ДНК или РНК, а белки, названные прионами (от англ. prions – protein infectious particles – белковые инфекционные частицы). Проникая в клетку-хозяина, прионы навязывают свою пространственную структуру нормальным белкам-аналогам. Открыватель прионов Стэнли Прузинер (Нобелевская премия 1997 года) вспоминал о «большом скепсисе», который в начале 80-х годов вызвала его идея о том, что инфекционные агенты состоят только из белков. В то время это положение было еретическим. Догма требовала, чтобы носители инфекционных болезней имели генетический материал – ДНК или РНК.
«Камень, который отвергли строители, тот самый сделался главой угла» (Мф. 21:42).
Феномен прионов был обнаружен также у дрожжей и считается теперь не экзотикой, а скорее частным случаем наследования, не связанного прямо с текстом ДНК. В «Центральную догму» молекулярной биологии – передача информации происходит лишь от нуклеиновых кислот к белкам – приходится внести коррективы: признать возможность внутри- и межвидовой передачи измененной структуры белков.
Любопытен парадокс, почему в такой стремительно развивающейся области, как молекулярная биология, свободная конкуренция идей зачастую уступает место догмам, которые прокламируются, быстро принимаются абсолютным большинством на веру, ревниво охраняются как миф, но вскоре оказываются ограниченными или несостоятельными. Один из возможных диагнозов назвал патриарх молекулярной биологии, член Национальной академии наук США Эрвин Чаргафф. В ряде своих критических эссе он ностальгически вспоминает об ушедшей атмосфере и ценностях золотого века науки: «Тогда еще можно было ставить эксперименты в прежнем смысле этого слова. Сейчас все трудятся над «проектами», результат которых должен быть известен заранее, иначе не удастся отчитаться в непомерных ассигнованиях, которых требуют эти проекты… Никто не опасался, что его немедленно ограбят, как это почти неминуемо происходит сейчас. Симпозиумов тогда созыва» лось немного, а их участники не представляли собой полчища голодной саранчи, жаждущей новых областей, куда можно еще вторгнуться».
