Знание-сила, 2001 № 05 (887) - [48]
Ни один человек, жалующийся на бесчувствие, не скажет, что он не в состоянии ощущать боль, свет, тепло. Более того, он, как правило, жалуется на постоянно возобновляющуюся боль – в голове, в сердце, в спине, – для которой нет причины, либо на другие странные ощущения вроде «пустоты» внутри или «внутренней дрожи». Речь идет о бесчувствии при обостренной чувствительности, что вызывает тревогу и заставляет обратиться к психологу.
Что стоит за этим странным бесчувствием? И почему оно странное? Да потому, что в радости человек, осознавая радость, не чувствует того, что «положено»: легкости, приподнятости, «остроты» ощущения. Он тоскует по этим ощущениям, как по утерянному раю, ведь когда-то он это все чувствовал, хотя бы в детстве или в юности.
Вот и просят психолога: «Я хотел(а) бы вернуть ту полноту жизни, которая у меня была» – до женитьбы.., до работы.., до того, как занялся бизнесом и приобрел собственность.., а иногда – и до того груза отношений с детьми, который вызывает подавленность и усталость. То есть то, что должно радовать и доставлять удовольствие – общаться с детьми, водить машину, возиться в саду, – перестает радовать (или не радует с самого начала) и вызывает лишь напряжение, усталость, давление ответственности. А если что-то радует, то радость лишена красок – тех самых первичных ощущений («головная радость»). Можно сказать, что каким-то образом человек оказывается «отрезанным» от своих ощущений, то есть его эмоции, его чувства, обоснованные и воспринимаемые сознанием, «отрезаны» от первичных ощущений, от чистых основных красок, и поэтому кажутся неполноценными.
Теперь рассмотрим «странное бесчувствие», на которое почти никто не жалуется, а даже иногда и гордятся. «Я не чувствую боли», «я никогда не обижаюсь», «я никогда не плачу», «я никогда не расстраиваюсь» из-за неудач. Часто подобное «бесчувствие» воспринимается как собственное достижение, но при этом вызывает недоверие к своим чувствам и чувствам других людей, слишком сильная эта бесчувственность выдает себя особой склонностью к рациональным объяснениям, интерпретациям, формализованностью мышления, а затем и поведения. Человек гордится полной своей предсказуемостью и обоснованностью каждого поступка, но тут- то – поразительный итог! – начинаются непредсказуемые реакции собственного тела: тик, вялость, невыразительность, «стертость» движений или мимики, заболевания внутренних органов. Далее непредсказуемым вдруг оказывается поведение близких людей.
Все объясняя и интерпретируя, такие люди не могут объяснить неудачи своих детей, страдания своих жен и мужей и идут к психологу не со своими проблемами, а с проблемами своих близких. Они уверены, что дело' не в них, хотя именно они не могут быть счастливы.
Можно сказать, что они сами старались «отрезать» от себя свои негативные чувства и преуспели в этом. Но «отрезав» с одной стороны, «отрезав» с другой, они так сузили «поле своей чувствительности», что очень многое перестали чувствовать. Прежде всего – в отношениях с другими людьми. В тех, которые причиняют нам боль, обиду. «Нежелательные» ощущения, связанные с обидой, болью: спазмы, жжение слез, сжатие мышц – получают определенный ярлык и подвергаются интеллектуальной вивисекции: «мужчины не плачут», «разумные люди не обижаются» (читай – если ты все-таки испытываешь обиду, ты не разумен). Этот способ утраты чувствительности действительно доступен только разумным и рациональным. И потому им потом так особенно трудно поверить в то, что они сами завели себя в ловушку, из которой очень нелегко выбраться.
А «утратившие радость», как правило, люди волевые, способные добиваться поставленных целей. Их механизм «отрезания» проще: они, как правило, переступают через боль, через неприятные ощущения, сначала свои, а потом и чужие, подавляя их, заталкивая поглубже, вытесняя из сознания. Помните, как в «Приключениях Алисы» подавляли «персонажа» суда? На него просто сели, «подавили». Очень похоже. Подобные проблемы чаще всего возникают у людей, достигших и достигающих, поэтому они особенно болезненно воспринимают свою неспособность справиться с появившейся ниоткуда пустотой и неудовлетворенностью.
Кому же удается быть чувствительным, то есть жить и наслаждаться своими ощущениями? Кто они такие? В первую очередь, это дети, остро чувствующие свои желания и способные радоваться и горевать во всей полноте спектра своих ощущений, с цветными снами и яркими фантазиями. Но мы учим детей обуздывать свои чувства. Во вторую очередь, это сумасшедшие, которые плачут, когда им больно, и смеются, когда им хорошо, которые живут в своих выдуманных мирах и почти что реальных галлюцинациях. Но мы изолируем их от общества.
Мы все располагаемся где-то между ними, иногда пытаясь вернуться в утраченное состояние детской непосредственности и восприимчивости, а иногда опасливо и с любопытством приближаясь к той фан и, за которой – что?
История безумия тоже совершила удивительный поворот от полной противоположности разуму и человеку к чему-то такому, что становится повседневной реальностью. «Дурак – это не отсутствие ума, это такой ум» – как говорил Б.Г. Ананьев. Эволюция отношений «безумие и общество» была просто стремительной в эпоху «нового времени». От положения животного (не человека), которого держали, как зверя, на цепи, через положение преступника – в тюремной изоляции, через положение больного – соответственно рост диагностики и методов лечения, до положения полноценного, но особого члена общества, который может ходить «в безумие и обратно» (или что там увидела Алиса). Граница между нормальной психикой и безумием не то чтобы стерлась, но сильно заколебалась, а новейшие психотропные средства, в том числе и многие наркотики, открыли дорогу в совсем еще недавно закрытый мир, из которого не было возврата. Соблазн заглянуть за Зеркало и вернуться становится для многих смертельной ловушкой.
