Но это все о приютских. Что же с другими, мамиными- папиными бабушкиными?
Других в год приносят в ясли.
Джина Лоллобриджида «Радость жизни»
К этому времени они уже многое знают и умеют. Знают, что они – мамино солнышко, что их любят и потому мощный тыл всемогущих взрослых им обеспечен. Поэтому они, в отличие от приютских детей, после мгновенного испуга тянутся к страшной маске, пробуя ее на вкус и на ощупь (приютские отворачиваются и стараются не замечать источник тревоги); они давно уже перешли от бессмысленного гуления к лепету, «предречи»; они хватают, бросают, стучат, машут ручкой, стремятся немедленно выяснить, съедобно ли все, что попало в поле их зрения, что с ним можно делать, зачем оно. А главное – они внимательно всматриваются, вслушиваются в поведение взрослых, «их», лично им принадлежащих, обеспечивающих им защиту и поставляющих множество образцов для подражания.
Всему этому в яслях приходит конец. Резко подскакивает доля адреналина в крови – верный биохимический показатель стресса. Оставшись без мамы, ребенок забивается в угол манежа (чтобы хоть спина была защищена) и орет благим матом при попытке приблизиться к нему другого ребенка, неведомого и опасного существа (действительно опасного: освоившись, дети со временем начинают интересоваться живыми игрушками, которых никак не в состоянии соотнести с собой,- у них пока и о себе никакого понятия нет; не доглядят – кто-нибудь попробует вынуть другому глазик). Долгое время новичка не будут интересовать никакие предметы, самые яркие; нарушатся сон и аппетит; от лепета ребенок вернется к гулению, на предыдущую стадию развития, да и то только когда успокоится. Он хочет только одного: к маме.
Сколько времени это будет продолжаться? Авторы пятнадцатилетнего (да!) исследования, психологи-педиатры А.Мышкис и Л.Голубева в докладе уклонились от ответа на этот вопрос, но в кулуарах мелькнуло: до полугода. Это так называемая тяжелая адаптация; есть еще «средняя» и «легкая». Легкость может быть обманчивой: иногда уже после месяца пребывания в яслях вдруг – снова сильный выброс адреналина в кровь, и все начинается заново. Сколько детей, тяжело адаптирующихся? В докладе не сказано и об этом (наши тетеньки, и так вполне героические, все же были людьми достаточно осторожными, чтобы не выносить приговор гордости социалистического строя – системе младенческих учреждений). Но есть косвенные данные: известно, что примерно 20 процентов людей любого возраста очень трудно переносят смену условий жизни, от кратковременных (пионерский лагерь, дом отдыха) до тем более кардинальных перемен – переезда в другой город, другую страну.
Разумеется, к этой же гpynne «тяжелых» младенцев принадлежат и дети с поврежденным геном, с врожденной предрасположенностью к наркомании и алкоголизму. Они явно «не ясельные». Впрочем, исследование убедительно демонстрирует, и любой честный педиатр это подтвердит, что «ясельных» детей не бывает. Сколько детей, прошедших через ясельный стресс, потом пополнят группу риска, хотя с генами у них все в порядке?
Но даже если ваш младенец на удивление легко (по крайней мере внешне) перенес перемещение центра жизни из семьи в ясли, не надейтесь на полноценное его развитие: для этого, как и прежде, ему необходим свой личный взрослый. Поэтому как только дети учатся осознавать и выражать свои желания, они начинают не прекращающуюся все их дошкольное детство битву за воспитательницу – за иллюзию ее любви, за ее внимание. В другом исследовании психологи подсчитали, что в яслях воспитательницы обращаются к отдельному ребенку от двух до одиннадцати раз (это хорошо подготовленный воспитатель) или от нуля до пяти раз. Чаще всего с директивами: сядь, брось, ешь, отойди – что трудно назвать общением, тем более развивающим. Исследователи, конечно же, отметили, что чаще всего воспитатель общается с ребенком доброжелательным, активным, которому, разумеется, это тоже необходимо, но все-таки меньше, чем его замкнутому, нервному, пассивному соседу.
С. Красаускас. «Бессмертие»
Детский сад и далее
Принципиальных сторонников яслей мне, честно говоря, видеть не приходилось: контраргументы сводились обычно к «я же прошел ясли сад и ничего живой остался» или к ссылкам на экономическую необходимость (при ближайшем рассмотрении не выдерживавшим критики). Яростные схватки всегда начинались вокруг детского сада. Моя убежденность тут меньше подкреплена научными фактами могу сослаться на одно общее положение, прописанное во всех учебниках по психологии: ребенок психологически готов сотрудничать с другими детьми примерно в шесть лет, плюс-минус до года, до этого он без специальных усилий взрослого играет не вместе, а рядом с ними. Еше могу сослаться на результаты одного исследования. Зато крупного (несколько тысяч детей) и международного (если бы не это, его бы, наверное, вообще не было: инициаторами выступили психологи ГДР).
Итак, учеников начальной школы разделили на три группы: прошедших ясли-сад; с трех лет посещавших детский сад; пришедших в школу из дома.
Измеряли, кажется, все мыслимые показатели здоровья, умственного развития, психического благополучия, контактности, способности правильно вести себя с другими людьми.