Знание-сила, 1998 № 03 (849) - [34]

«Ботинок, а ты тоже так думаешь?»

«Что я стану грязью? Не думаю. Но ее нужно как можно быстрее смыть».

М Эшер. «Лента»

«Ты ее ненавидишь?»

«Да. Или... вернее, у меня сложные чувства. Потому что если бы не было грязи, я тоже был бы нс нужен. Может быть, я своим существованием обязан ей. А то ходили бы все босиком. Грязь — грозная, великая сила, которой я противостою. И от того, что она такая сильная, я — небольшая кожаная вещь — становлюсь чем-то важным, почти великим. Величие грязи и меня наполняет величием. Я начинаю уважать ее».

В гештальт-терапии особое место занимают полярности — противоположности, противоречия. Рассказ Марты о ботинке и грязи можно интерпретировать как проявление ее двойственности. С одной стороны — это общественная часть, социальная, полезная, красивая, понятная, нужная всем. А с другой — властная, агрессивная, возможно, телесная, сексуальная. И то и другое — Марта. Но она всегда отождествляла себя только с одной половинкой — «ботинком», считая «грязь» чем-то иным, отличным от себя, чуждым. Это проявлялось и на «телесном» уровне. Выполняя упражнения по осознанию своего тела, она хорошо ощущала голову, руки, спину, но совсем не чувствовала ноги, половые органы, скулы — и это тоже было в какой-то мере отчуждением «грязных» и «агрессивных» частей тела. Но ее организм нс мог функционировать половинчато, и его страдания от расколотости, разорванности, подавленности частей, жизненно необходимых ему, выражались в «ванном сумасшествии» Марты. Чтобы помочь ей восстановить подавленные части психики, организма, терапевт часто просил ее отождествляться с необычными для нее полюсами. «Вам легко быть ботинком. Хорошо. Тогда, если противоположное ботинку — грязь, попробуйте стать ей».

Но такое отождествление, как бы пробуждающее отторгнутые части психики,— лишь часть пути. Важно не только «оживить» полярности — нужно еще установить контакт между ними. И как ни странно, начинаясь с конфликта, этот контакт потом преобразуется во взаимодействие, сосуществование, гештальт, в котором полюса переходят из фигуры в фон и обратно, дополняя друг друга, придавая обшей гештальт-картине яркость и полноту.

Похожим образом гештальт-терапевт работал и со снами Марты. Некоторые части ее психики были так сильно и давно отторгнуты, что могли проявляться и проявлялись лишь в сновидениях. Терапевт просил Марту отождествляться с каждым элементом сна, сживаться с ним, вспоминать ощущения, связанные с ним, а затем проигрывать, как в театре, сцены взаимодействий этих элементов сна.

Джордж заметил, что по утрам она стала запираться в комнате и разговаривать сама с собой разными голосами. До него доносилось: «Я — жужелица, бегущая по ковру... чайная ложка, сирена полицейской машины...». Он испугался и решил поговорить с терапевтом. Но в ответ на жалобы Джорджа тот сказал, что «вероятно, это не совсем нормально», но он сам «частенько занимается этим в утренние часы».

Особое место в терапии занимал «третий стул». Терапевт пользовался им, чтобы помочь Марте рассказывать в настоящем времени о своих отношениях с другими людьми. Например, если она говорила о дочери, которой не могло бьггь на встрече, то терапевт предлагал ей представить, что дочь сейчас сидит на этом стуле, и Марта могла разговаривать с ней, как с присутствующей. Кроме эффекта погружения в «здесь и теперь», это освобождало се от проекций. Как в истории с ботинком, она отождествлялась с Джорджем, Арлин, Фредериком... и слушала себя, говорящую с ними. Здесь она могла разобраться, как ока к ним относится, что остается недосказанного между ними, понять, что настоящие Арлин, Джордж... сильно отличаются от тех, кого она нарисовала в своем воображении. Кроме того, некоторые вещи можно было высказать пустому стулу, сформулировать, «актуализировать» и потом, быть может, перенести в реальные отношения.

Прошло несколько месяцев после начала терапии. Разговор о том, сколько она еще продлится, ни разу не возникал. Состояние Марты улучшилось, но она все еще чувствовала себя не вполне нормальной. Хотя она уже стала понимать, что слова «нормальная» и «здоровая» сильно отличаются друг от друга. Марта шла по улице, и эти мысли полностью поглотили ее. Она стала думать о том, что с ней произошло за эти два месяца. Обрывки открытий, новые чувства, телесные ощущения... но все это не складывалось в связную картину. Неожиданно начался ливень. Словно ниоткуда. Только что было солнце, а теперь крупные капли барабанили по асфальту. Чтобы спрятаться от дождя, Марта встала под козырек. Прохожие с зонтиками проходили мимо. Слева из водосточной трубы с шумом хлынул поток воды. Пахло сыростью и хлебом из булочной в доме напротив. Марта чувствовала, как струйки стекают по лицу, запахи, звуки... Она была в том, что ее окружало. Па какой-то момент все стало отчетливым, как в фотоаппарате, когда наводят на резкость. Она видела, как лопаются пузыри на лужах, выщербленки на ступеньках. Дождь внезапно закончился. Так же резко, как начался. Появилось солнце, и Марта увидела кусочек радуги между домами — серым и желтым. Оконные стекла заблестели, разбрызгивая во все стороны водопады солнечных бликов. По луже задумчиво шел мальчик в резиновых сапогах. Эго нужно сфотографировать, запомнить, нарисовать. Это — жизнь, вспышка жизни в холодном городе, а может быть, он вообще нс такой холодный...