Знание-сила, 1998 № 02 (848) - [47]

Перевод с немецкого

А. Ю. Антоновского

Владимир Иваницкий

Из фундаментального Лексикона»

Продолжаем публикацию выбранных мест из «Словаря российских ментальностей н реальностей», известного нашим читателям пол названием «Фундаментальный лексикон»[* См «Знание — сила». 1994. №№ 1. 3—6.]. Недавно его автор В. Г. Иваницкий откликнулся на предложение включить в него некоторые ключевые понятия современного «новорусского диалекта» (1998 год, № 1). Теперь наряду с ними мы вновь помещаем на наших страницах словарные статьи из основного корпуса «Фундаментального лексикона». Мы будем печатать их порциями нс по алфавиту — по мере поступления.

Разбирая архив, автор обнаружил немало отдельных словарных статей «Лексикона», готовых к печати, но еще больше записей с пожеланиями прокомментировать то или иное понятие, служащее кирпичиком перекошенного здания культуры (цивилизации), для которой все еще не находится ии исчерпывающего определения, ии просто названия. Обозначить ее можно просто «наша».

Следует учесть, что реальность внутри «Лексикона» еще та: немного подзабытая, но могущая всплыть и вспомниться. А то и вернуться.

Пародийный замысел комментировать ценности, стоящие за тем или иным словом, а не сами слова-понятия, оказался, на мой взгляд, продуктивным. Такая позиция, которую я не изобрел, а позаимствовал прежде всего у Савинио, о чем я уже говорил в предисловии к первой порции «Лексикона», позволяет пролить свет не только на наше прошлое.

Все же просьба воспринимать содержание с известной скидкой на эпоху, ибо универсальных универсалий, конечно же, нс существует.

Халява. Даром (Gralis), но не в порядке благотворительности, а за чей- то счет, а то и «просто так». В понятии есть и привкус нечаянной радости, и пренебрежение. Причем как к дающему, так и к берущему. Кроме того, матерый халявщик (то есть человек, привыкший жить на дармовщинку, прикипевший к халяве сердцем и умеющий ею пользоваться) подразумевает в халяве свою законную часть пирога. Видимо, считает себя не просто счастливцем, наскочившим на клад посреди дороги, а чем-то вроде баловня семьи — младшенького. А может, наоборот, ощущает себя халявщик старейшим- мудрейшим, которому дают даром просто потому, что старшим надо оказывать почтение. Именно так любили халяву большие начальники; этим было раз плюнуть получить все что угодно за деньги, но кто же откажется от халявы!

Халява — отнюдь не синоним соцобeспечения. Ее подпитывает более широкое чувство: все вокруг колхозное, все вокруг мое. Ничейность провоцирует как воровство, так и халяву. За счет одного расхитителя может существовать десяток халявщиков. Поэтому следует уяснить: халява — вовсе нс противоположность меркантилизму. Она сама — меркантилизм. Особая, социалистическая его форма.

Существуют даже теории, что ставят знак равенства между классическим социализмом и халявой. Это не совсем так. В развитых странах соцобеспечение есть, а халявы нет. Зато в КНДР социализм махровый, а халявы опять-таки нет. В иных африканских и латиноамериканских странах наоборот: нет социализма с коммунизмом, а халявы сколько угодно.

Халява сохраняет связь с докультурными способами добычи благ, например, с пресловутым «собирательством» древнего человека. В ней могучая фаталистическая нотка: наскочил на халяву — отлично, не наскочил — что же делать?

Это о понятии. Что же касается слова, то мало кто прослеживает его генезис. Первоначально было «нахаляву». Значило «по нахалке». Ухватить и нахально не заплатить, словно бы ты большой начальник, словно бы так и надо. И смыться. Или просочиться на посольский банкет в число гостей и попировать. В семидесятые годы в Москве была такая прослойка «золотой молодежи».

Оторвав часть корня, приняв ее за приставку «на», получили чистую «халяву», которую обыватель следующих поколений будет устойчиво ассоциировать с «халвой»: «Это сладкое слово «халява»».

В халяве есть и известная широта души, и русская удаль: халявными вариантами халявщины делятся друг с другом, ими же хвастаются направо и налево, как записные донжуаны своими победами над женским полом. Без нее скучновато за границей. Но уже и там приспособились: способы позвонить из Нью-Йорка в Москву и не заплатить ни цента сообщаются по ТВ, а вместо жетонов в западные автоматы опускаются наши монеты старого образца. В российские же телефонные автоматы навострились бросать кольца от пивных банок.

Может, и правда в ней есть нечто вечное? Разве не о халяве народная русская пословица «Кто смел, тот и съел»?

Халтура. В первом значении — плохо, небрежно сделанное. Во втором и в главном — найденная дополнительная работа, на которой не очень ломаешься, а деньги получаешь. Уже и иначе: работа только для денег, к какой не испытываешь ни малейшего интереса. Вторым значением проясняется первое. То, во что он не вкладывает душу, русский традиционно делает плохо. Беспристрастного отношения к качеству работы (нравится — не нравится, а твой долг — сделать все отлично) в русском труде в советскую эпоху не сложилось. Даже наоборот: работавший качественно подводил бригаду.

Такая трудовая этика объясняет таинственное наше явление — ухудшение качества нового товара но прошествии некоторого времени, после исчезновения первоначального трудового энтузиазма. И поскольку падает как интерес работника, так и контроль, то через год по той же цене вы уже покупаете нечто совеем другое. В то же время для души, для друга, на экспорт, в подарок главе государства, для себя, на рекорд русский (советский) сделает отлично всегда.