Знание-сила, 1997 № 04 (838) - [26]
И все же, как это часто бывает, прижизненное наведение «хрестоматийного глянца» на произведения мыслителя имеет оборотную сторону. Живой интерес в последние годы сменился дежурными упоминаниями, некритическим воспроизведением буквы, а не подлинного смысла. В свое время концепция Куна вступала в спор с укоренившимися представлениями о науке и научной деятельности. Когда полемика ослабла, выветрился и интерес к работам. Так была подтверждена правота самого Куна: судьба научных направлений тесно связана с жизненными ориентирами и судьбами людей, работающих в их рамках.
О чем был этот спор? Сегодня мы воспроизводим фрагменты ставшего в свое время сенсацией выступления Купа на Лондонском симпозиуме по философии науки 13 июля 1965 года. Председательствовал там Карл Поппер, крупнейший философ и методолог науки Речь шла о проблеме, казалось бы, академической: в чем заключается специфика науки среди других видов умственной и практической деятельности? Однако за сухой формулировкой — страсти, и какие!
Опуская частности, ее суть можно выразить в требовании: границы науки должны совпадать с границами рациональной критики. Образцом и воплощением такой критики К. Поппер считал Большую Науку — ту науку, романтический и привлекательный образ которой сложился на рубеже XIX—XX веков усилиями великих ее преобразователей — Дж. К. Максвелла, Э. Резерфорда, Н. Бора, А. Эйнштейна (если называть только физиков). Самой характерной чертой этой науки полагалась беззаветная смелость, с какой ее творцы создавали рациональные конструкты, претендовавшие на Картину Мироздания, не останавливаясь перед решительной ломкой сложившихся ранее представлений, если того требовали опыт и логика.
• Карл Поппер
Стимулом к такой постановке вопроса была, помимо прочего, общая политическая ситуация в мире. С 30-х годов нашего века планета была разодрана на части противоборствующими идеологиями. за ширмами которых устраивались бесчеловечнейшие режимы, стремившиеся к мировому господству. Научное знание использовалось этими режимами как средство достижения технологического и военного перевеса. Эксплуатировалось само имя науки — не надо напоминать, что коммунизм, например, объявлялся плодом научного предвидения. Проблема определения границ научности приобретала в этих условиях смысл, выходящий далеко за рамки академического интереса. Установить эти границы — значило положить пределы экспансии идеологии, установить последнюю линию обороны Разума, отступление от которой грозило окончательным духовным поражением. Карл Поппер был одним из наиболее активных участников как методологических, так и политикофилософских дискуссий того времени. Его концепция «демаркации» (то есть разграничения научного и ненаучного знания) получила широкое признание и легла в основу критического рационализма как направления в философии науки и социальной философии.
Взяв за образец Большую Науку, «критический рационализм» призывал направить силу человеческого интеллекта на критику всей действительности — всего, что существует в человеке, в обществе, в природе. Табу, традиции, догмы, идейные и идеологические клише, суждения авторитетов и вождей, социальные нормы ’И законы, сакральные ритуалы, моральные и эстетические суждения — все рассматривалось как объект рационального анализа. Разум отвергает все сверхразумное. Для него нет неприкосновенных святынь. И даже то. во что, казалось бы, «можно только верить», подвержено суду Разума и ждет его вердикта?
Красивая позиция. Но дальше начинались трудности. Ведь принцип рациональной критики — если принять его за критерий рациональности — сам должен подвергаться критике, которая... не может не следовать тому же принципу. Перед философией «критического рационализма» возникала известная с древности логическая трудность petitio principii.
Поппер понимал это и искал выход. Он говорил: рационализм, основанный на принципе критицизма, не должен связывать себя каким-либо окончательным решением проблемы обоснованности или оправданности этого принципа. Ведь необходимой предпосылкой всякой рациональней дискуссии является безоговорочное признание этого принципа всеми ее участниками. А это возможно только, если участники уже являются рационалистами. «Можно сказать, что рационалистический подход должен быть принят и только после этого могут стать эффективными аргументы и опыт. Следовательно, рационалистический подход не может быть обоснован ни опытом, ни аргументами». В основании рационалистического подхода, если угодно, рационалистического настроя, лежит «иррациональная вера в разум». Ситуация рациональной дискуссии возникает как конвенция и в дальнейшем поддерживается устойчивыми традициями, регулирующими поведение рационалистов-единоверцев. Систематическое единство таких традиций — это и есть Большая Наука. Признание непререкаемой власти критериев рациональности — не только методологические регулятивы, но и моральное credo граждан Республики Ученых. В этой идеальной республике нормы гражданского поведения практически полностью совпадают с моральной регуляцией, пронизанной духом рационального критицизма.
