Знамя Победы - [38]

Врачи, медсестры, санитарки, няни, приходящие женщины – помощницы всеми силами старались облегчить их муки. Мы обмывали их, на руки поднимали, чтобы сменить под ними простыни, утешали, как детей, ласковыми словами.

Человек привыкает ко всему. Страшно это говорить – мы привыкли к увечьям, к крови и уже не плакали, не падали в обморок при виде их.

Но когда в госпиталь поступил обгоревший танкист, вернее, то, что от него осталось – черный человеческий обрубок, запеленутый в простыни, у раненого даже не было лица, там, где был рот, белело несколько зубов и на нас смотрели чудом уцелевшие, переполненные болью и страданиями огромные серые глаза, – ужаснулись все.

Раненый не стонал, не кричал, ничего не говорил. Он просто смотрел на нас. Мы только потом поняли, почему такими огромными нам казались его глаза: у него не было ни ресниц, ни бровей…

Офицер, доставивший танкиста в госпиталь, сказал:

– Лейтенант Тыртышный Никита Андреевич. Герой. Сжег четыре фашистских танка. Сделайте все. Он спасал вас. Спасите его.

О герое-танкисте узнало все село.

Через несколько дней у нас дома состоялось заседание домашнего совета. Созвала его мама, твоя бабушка Марфа.

– Вот что, дочка и ты, внучок, у нас ничего нет, чем бы мы могли помочь герою. У нас ничего нет, кроме Курочки Рябы. Давайте отдадим ее танкисту. Она ему сейчас больше нужна, чем нам… Согласны?

…Мы с бабушкой смотрели в окно на маму, идущую к госпиталю с корзиной, в которой приехала с нами наша курочка и в которой она жила все время до разлуки с нами.

Худенькие, острые плечики бабушки вздрагивали. Лица ее я не видел. Глаза мне застилали слезы.

…Последние строчки я вспомнил или придумал сам.

Мама шла к госпиталю и несла курочку.

Не могла же она видеть, как мы смотрим ей вслед и плачем… Смотрим и плачем…

1–4 января 2020 г.

В тени «отцовского» крыла

Совсем недавно на страницах солидной, уважаемой газеты увидел, прочел ностальгический вопль одной, увы, еще из многочисленных сторонниц Сталина.

Оказывается, там, в теперь уже далекие, а может быть, и совсем недавние (как посмотреть и от чего вести отсчет) сталинские годы было все хорошо. И держава наша расцветала год от года. И дух наш был светел и крепок, и т. д. и т. п.

…Страшный вопль. Хотя и разрешенный, но искренний, глубинный, а потому и страшный – опасный, с затаенными, но слышимыми нотками угрозы. Есть в «Толковом словаре великорусского языка» Владимира Даля слово «кака» – гадость, скверность, грязь, помет означает оно. И подумалось мне, что пока мы не очистимся от скверны, грязи прожитых, а точнее сказать, пережитых нашим народом сталинских и прочих таящих в своих названиях имена великих и мудрых вождей лет, пока мы будем дотошно выискивать в своей, двадцатого века, истории «благополучные» годы – жить нам так, как мы живем: разрозненно, безулыбочно, с перекошенными взорами, с тоской по сильной руке, по палке-погонялке, по любимому вождю и учителю, который все знает, все понимает, все может и избавляет всех нас от обязанности знать, понимать, мочь.

Как грязь, как каки-какашки, виснут на нас, мешая идти вперед, ностальгические легенды и байки о том, как хорошо, как безбедно, весело и спокойно жилось в прошлом.

Вот и я, прочтя желвачные и желчные строки – выкрики той самой сторонницы и поклонницы Сталина, – вдруг вспомнил 50-е годы теперь уже минувшего века, годы моего детства, «озаренные» величием и мудростью вождя всех народов. Но горькими и неприглядными получились эти воспоминания – отсюда и название их.

Как я любил товарища Сталина

…До сих пор помню, с каким волнением и благоговением я читал в газете «Пионерская правда» рассказ о том, как товарищ Сталин помог больной девочке и ее маме.

Девочка с мамой почему-то жили в маленьком домике в большой тундре (сейчас даже второклассник наверняка пояснил бы – их туда сослал Сталин). Жили, как ни странно, счастливо. Но однажды случилась беда – девочка простудилась и заболела. Мама попробовала вылечить дочку таблетками-конфетками, но той становилось все хуже. Однажды ночью она закрыла глазки и стала умирать. И вот тогда мама в отчаянии выбежала в одном платье на семидесятиградусный мороз, протянула руки к небу и закричала:

– Сталин, помоги!

И случилось чудо. Сталин услышал.

Рано утром, каким-то образом преодолев за несколько часов многие тысячи километров, из Москвы, от любимого отца всех советских детей товарища Сталина, прилетел самолет с врачами, и те в мгновение ока вылечили девочку.

Я не сомневался в правдивости этого и подобных ему рассказов и очень и очень любил Сталина.

…Однажды ночью я захотел помочиться. Встал с кровати, надел валенки и в одних трусиках выбежал на улицу. Было холодно и снежно. Стоя на снегу под мерцающим звездами небом, я почему-то вспомнил тот самый рассказ о девочке и ее маме – наверное, потому, что мама вот так же, как я, стояла под звездным небом и обращалась к товарищу Сталину.

А как же он услышал ее – мелькнула мысль, и тут же родился ответ: «Товарищ Сталин слышит и видит все, что происходит на нашей советской земле, в каждом ее уголке. Вот и сейчас он сидит у окна в высокой, украшенной алой звездой башне Кремля и со смущенной улыбкой смотрит на меня».