Знамения любви - [3]

Мелани расплылась в улыбке, снисходительно выслушивая этот романтический бред.

— Считаешь, я сама спровоцировала его на разрыв? — робко спросила сестру Карисса.

— Какая разница, что я в связи с этим думаю, если ты была уверена в своей правоте, — дипломатично ответила Мел.

— А все-таки?

— По-моему, тебе нужно испробовать то, в чем ты все это время себе отказывала, чтобы понять, стоило ли оно того.

— Это твой совет, Мел?

— Вообще я стараюсь не давать советов, милая. Но твой вопрос свидетельствует о том, что прежней убежденности ты больше не испытываешь. Есть простая формула: не попробуешь, не узнаешь… Только, заклинаю тебя, не кидайся в другую крайность.

В субботу Карисса Грейс выступала перед публикой в музыкальном баре «Коув-отеля». В камерном зале был аншлаг: заявленный в программе «Ноктюрн» Шопена вызвал живой отклик аудитории. Карисса даже приметила лица постоянных слушателей, что доставило особенное удовольствие молодой исполнительнице. Остальные были туристами, которые с одинаковым рвением предаются осмотру достопримечательностей, знакомству с экзотическими сумчатыми обитателями австралийских заповедников, валянию на пляже, хождению по ночным клубам и перевариванию деликатесов под фортепианную музыку.

И вдруг Карисса увидела его, своего незнакомца, проскользнувшего в музыкальный салон, стараясь остаться незамеченным. Высокий и широкоплечий, и кажется, в той же одежде, что и в их первую встречу.

Завсегдатай? — изумленно подумала Кэрри. Вряд ли. Она играла здесь по пятницам и субботам вот уже два года. С понедельника же по четверг она исполняла нелестную роль официантки в одном из пригородных баров, где платили вполовину меньше, чем в «Коув-отеле». Карисса дорожила своей работой.

Исполнив программные произведения этого вечера, девушка взялась за сонату Людвига ван Бетховена, обычно называемую «Лунной». Украдкой бросая взгляды на незнакомца, она ощущала необыкновенный прилив вдохновения, сыграла волнующе, трепетно и вместе с тем сдержанно и целомудренно, без броских эффектов, с сокровенной торжественностью.

И сорвала аплодисменты.

Незнакомец занял свободный столик между окном и входом и заказал пиво, которое затем медленно потягивал, слушая.

Кэрри играла с упоением. Интуитивно стремясь разрешить внутреннее смятение, возникали то неистовые, то кроткие, одинаково отчаянные и изнуряющие повторения «Лунной» сонаты. Никогда прежде пианистке не удавалось воссоздать с такой определенностью эту светлую, щемящую и одновременно безотрадную красоту человеческой тоски… Еще ни разу она не играла этот опус так осмысленно, не терзала клавиши столь бескомпромиссно, никогда не была так опустошена, доведя гениальную музыкальную мысль до звенящих нот финала, безнадежно падающих затем в пустоту и мрак.

Бен Джемисон наблюдал за пианисткой со своей всегдашней сосредоточенностью, подумывая, что вечер становится с каждой минутой все приятнее. Он исчерпал всяческие возможности коротать однообразные вечера в одиночестве, и его темперамент нуждался в выплеске.

Невразумительная настойчивость внутреннего голоса привела сегодня Бена в музыкальный бар «Коув-отеля». Теперь он понял почему. До того Бен успел исходить все сколько-нибудь привлекательные места Сиднея, от живописных бухт до развеселых ночных заведений, чтобы унять растравляющие душу мысли, но нигде не задерживался надолго, понимая, что усилия его тщетны.

Сделав еще один большой глоток пива, Бен с большим интересом всмотрелся в пианистку, точеные кисти которой виртуозно порхали над двуцветными клавишами. Он с удовольствием переводил взгляд с пианистки на нелицемерно восторженные лица собравшихся в зале с приглушенным освещением, где, казалось, не было случайных людей, а только близкие и посвященные. Так сказать, интимный кружок — мечта любого серьезного исполнителя.

Он понимал, что девушка играет талантливо, что она страстно предана своему делу, однако всей глубины исполнения прочувствовать не стремился, хотя его явно растревожила ее способность извлекать столь разные по характеру и эмоциональной насыщенности звуки. Он определенно заслушался, не забывая вместе с тем исследовать визуальные параметры музыкантши.

Девушка стройная, достаточно высокая, но не чересчур. Она почему-то напомнила ему свечку в старинном фигурном подсвечнике. Должно быть, из-за особого воскового мерцания ее кожи. Он даже осмелился предположить, какова она на ощупь, эта матовая кожа.

Ему понравилась богатая палитра оттенков волос пианистки. Темно-русые у корней, они расходились прядями медового, пшеничного и золотисто-солнечного тонов. Не было сомнения, цвет натуральный. Такое разноцветье могло сотворить только щедрое австралийское солнце.

Изучая ее, Бен Джемисон постепенно отвлекся от музыки, заворожившей постояльцев отеля, и окончательно отдался во власть безыскусных фантазий, мысленно бороздя стройное тело, облеченное в голубой шелк.

Карисса не удержалась от того, чтобы еще раз осмотреть своих слушателей, задержав взгляд на одном из них, кто меньше всех походил на привычных для ее взора меломанов. Впрочем, музыкальные пристрастия этого мужчины волновали девушку менее всего. Похоже, он заметил верные признаки ее заинтересованности. Взгляды молодых людей встретились, и кровь волной прилила к щекам Клариссы, чтобы тут же отхлынуть, свинцом разлившись по членам.