Знаменитый газонокосильщик - [2]

Чарли снова расчесывает себе локти, и у него то и дело возникает потребность совершить какую-нибудь глупость, способную, как ему кажется, предотвратить несчастье. Это и становится главной темой для обсуждения. Началось все с того, что он кстати и некстати стал хвататься за всякие деревяшки, потом принялся заглядывать за углы прежде, чем обойти их, хлопать ладонью по фонарным и телеграфным столбам, а иногда, если что-то его особенно сильно беспокоило, подключать к этому и окружающих. Например, вчера он заставил меня двадцать пять раз «набить» резиновый мяч, чтобы предотвратить несчастный случай, который якобы должен был произойти с дедушкой.

После того как Чарли выходит из-за стола, чтобы покормить Медлюшку-Зеленушку, свою новую черепаху, я стараюсь вести себя исключительно позитивно. Я говорю, что, на мой взгляд, корки на локтях у Чарли выглядят гораздо лучше и что, пока мы ели пудинг, он ни разу не почесался.

— В четверг он был в налокотниках, — свирепо глядя на меня, заявляет папа. Когда зуд у Чарли становится особенно нестерпимым, он носит специальные налокотники. — А в понедельник, когда за ним заезжала Анжела, он так валандался, занимаясь своей магией, что в результате они опоздали в школу. Что по отношению к Анжеле по меньшей мере несправедливо… И зачем ты купил Чарли эту черепаху, Джей? Потому что он ее действительно хотел или только для того, чтобы посильнее досадить мне? Полагаю, последнее. Ну так тебе это удалось. Со дня на день я жду приезда министра внутренних дел, который должен у нас отобедать, а теперь в гостиной воняет как в виварии. Отлично!

Перед отъездом Сара читает мне статью об американском писателе Джее Макинерни, которая тоже выводит меня из себя. Она специально ее вырезала. «Ставший позднее лидером нового литературного течения, в юности Джей, — произносит Сара, делая особое ударение на нашем общем имени и улыбаясь папе, — никак не мог найти себе работу по вкусу. Он был неудачником и постоянным аутсайдером, и именно это заставляло его писать». Сара смотрит на меня. «Аутсайдер, неудачник — это прямо про тебя, братик», — добавляет она со смехом. Сара никогда не упускает возможности принизить меня. Но она еще за это поплатится, когда в свет выйдет моя автобиография.

Я начал вести дневник для того, чтобы в будущем литературоведам было проще восстановить события моей юности, когда я стану знаменитым. Этот документ позволит им познакомиться с конкретными фактами, объясняющими причины моих поступков, так что биографам не придется полагаться на такие сомнительные источники, как свидетельства Большого Эла из забегаловки «Золотые кебабы Эла» и папы, считающего меня бездельником. Больше всего на свете я хочу написать великий роман, который сделает меня главным выразителем взглядов своего поколения.

«В сегодняшнем мире, где поп-культура распространяется со скоростью света, сложно найти человека, который обладал бы столь быстрой реакцией, чтобы ощутить ее пульс. Джею Голдену удается не только нащупать болевые точки нашего общества, но и поставить диагноз». Вот что будет написано на обложке моей книги рядом с фотографией, на которой я буду сидеть с задумчивым видом в вельветовом костюме.

Вечером я отправляюсь в кафе на набережной, чтобы поработать над текстом. Я уже решил, что главного персонажа моего романа будут звать Пижон. Это будет восемнадцатилетний правонарушитель в широкополой шляпе, сбежавший из своей распавшейся семьи в Беллингдоне; я передам всю драму нашего поколения, увиденную его печальными, покрасневшими от усталости глазами.

Именно с этой целью я принимаюсь за первую главу, но далеко продвинуться мне не удается. Боюсь, мне никак не избавиться от влияния Сэлинджера. Пижон в своей речи все время соскальзывает на грубые американизмы, объясняет окружающим, что все они «снобы и пустозвоны», и рассказывает, как он прошел пятнадцать долбаных кварталов под проливным дождем. Выходцы из Беллингдона так не разговаривают.

Суббота, 13 февраля

Кульминация недели: мы с Джеммой отправляемся покупать мне туфли. Я совершенно не собирался тратить папины пятьдесят фунтов, но продавщица оказалась такой занудой, что только Джемма со своим чувством юмора не дала мне сорваться. Началось все с того, что мне дали померить замшевые туфли, но они оказались малы, и я попросил восьмой размер. Продавщица вернулась, так пыхтя и задыхаясь, словно я попросил ее слетать на Луну, и, хотя туфли оказались мне впору, я шутки ради заявил, что они тоже малы. Короче, она приносила мне все большие и большие размеры, пока я не оказался в бахилах, как у клоуна, так что между задником и пяткой можно было всунуть целый кулак. Продавщица лишь повторяла: «А они вам не великоваты?» — и при этом переглядывалась с другой коллегой.

Но я продолжал разгуливать, поджимая пальцы, и отвечал: «Нет, эти тоже тесноваты. Что-то жмут».

Джемма уже лопалась от смеха, и ей пришлось выбежать из магазина. Но я продолжал сохранять серьезную мину, пока мне не принесли туфли как для йети. Тут я не удержался на ногах и рухнул на стойку с сумками. В конце концов мне пришлось купить эти туфли, так как я чувствовал себя виноватым. Обувная коробка по своим размерам напоминала маленький гробик.