Знакомые страсти - [41]

отец и пусть сама разбирается, потому что у меня нет денег на всякие штучки, к которым она привыкла дома. Представляете, когда мы только-только поженились, она почти каждый день покупала фазанов и стейки! У меня глаза лезли на лоб. Это все равно что каждый день ужинать в «Савое»! У вас другое положение, Малышка, если вы позволите мне сказать. Мой тесть богатый человек, и, несмотря на женское равноправие и все такое, я правда считаю, что вам следует хорошо поразмыслить, прежде чем вы откажетесь от его денег. Пути назад не будет, а с работой сейчас трудновато. Хотя, конечно же, я тоже думаю, что вам нужно что-нибудь подыскать. Это очень важно, в первую очередь для вашего же душевного самочувствия, потому что вам надо смотреть вперед и строить для себя новую хорошую жизнь. Вы же еще совсем молодая. Ну, вполне молодая.

Налив всем кофе и предложив сахар и сливки, Дикки сел за стол и вопросительно посмотрел на Малышку.

— Надеюсь, вы не обиделись на меня? Я хочу сказать, вы не подумали, будто я лезу в чужие дела?

— Конечно же, нет, — ответила Малышка. — Правда! Честно! Я вам признательна.

Так оно и было. И виноватой она себя чувствовала. Дикки оказался добрым и разумным. Как же она не поняла сразу? Ей надо смотреть вперед и думать о будущем. Именно так должно было быть последние несколько недель, а она все время оглядывалась на прошлое и оплакивала скелеты в шкафу. Ну и что это дало? Папа был прав, когда сказал, что таким образом она ничего не добьется. Ну и точка! Совет старомодного молодого человека пришелся как нельзя вовремя. Осталось только отыскать улицу, на которой живет Гермиона, и проехаться по ней; может быть, убавить скорость возле ее дома, вот только останавливаться не стоит, а потом домой — и навсегда забыть о ней.

Глава седьмая

— Твой отец предупредил меня, что ты можешь явиться, — сказала Гермиона.

Лампа горела за спиной Гермионы, которая показалась Малышке ужасно громоздкой. Гермиона и в самом деле была высокой и толстой, но длинный и бесформенный балахон из жесткой топорщащейся ткани сливового цвета делал ее еще выше и толще. На ногах у нее не было ни туфель, ни шлепанцев, и, глядя на ее босые ноги (слишком разнервничавшись из-за первой же фразы Гермионы, она не могла заставить себя смотреть ей в лицо), Малышка вдруг подумала, что ножки у ее матери белые, узкие, изящные не по годам. Никаких узлов, вен, искривленных пальцев.

— Я не собиралась… — пролепетала Малышка. — Просто… просто ехала мимо и увидела полицейскую машину, вот и подумала…

Что подумала? Ну что она могла подумать, сидя в своем «рено» на противоположной стороне крутой приморской улицы и по-шпионски следя за домом? Ей стало страшно, когда появились полицейские, однако она почувствовала не только страх, но и странное возбуждение, словно у нее появилась серьезная причина, чтобы постучать в дверь. На самом деле это был лишь предлог!

— Когда полицейский постучал и вы впустили его, я испугалась, не случилась ли беда. — Малышка заставила себя поднять глаза и посмотреть на затененное лицо Гермионы, после чего излишне весело рассмеялась. — Надеюсь, все в порядке?

— Да, — ответила Гермиона. — Как всегда. Не произошло ничего необычного. Входи уж, коли пришла.

Она посторонилась, и за ее спиной Малышка увидала молодого полицейского, который стоял возле лестницы. В тесном холле для них троих едва хватало места, и обеим женщинам пришлось прижаться к стенам, чтобы пропустить его. На прощание он улыбнулся Гермионе.

— Во всяком случае, спокойная ночь вам обеспечена, миссис Лэш. А утром мы позвоним, чтобы вы знали, когда он предстанет перед судьей. Все зависит от очереди и от того, сколько денег у него в кармане. Не думаю, что вам захочется заплатить за него штраф.

— Не захочется, — подтвердила Гермиона.

— Тогда можете быть уверены, что до утра он надежно заперт.

— Меня это устраивает. До его возвращения мне нужно кое-что сделать. Спасибо, что поставили меня в известность.

Гермиона закрыла входную дверь и открыла другую — в маленькую комнату, все стены в которой были уставлены стеллажами с книгами. В камине весело потрескивал огонь, а над ним висело красивое зеркало в тяжелой золоченой раме. На ковре растянулся мальчишка, вокруг лежали книги.

— Бенедикт, ко мне пришли, — сказала Гермиона. — Можешь зажечь газ у себя в комнате.

Мальчик собрал книжки и встал. На вид ему было лет двенадцать: худенький ребенок с круглым серьезным румяным лицом. Не произнеся ни слова и не улыбнувшись, он ушел. Гермиона закрыла за ним дверь.

Не зная, как себя вести, Малышка мысленно посмеялась над собой. Она, когда хлопнула дверцей «рено» и позвонила в дверь, думала, что самое страшное позади, а оказалось, это было только начало. «О Господи, зачем я тут?» Малышка подошла к окну.

— Отсюда видно море?

Гермиона не ответила. Она уселась на диван, стоявший рядом с камином, и широко расставила ноги. У нее были прямые коротко стриженые седые волосы, тяжелое лицо с резкими чертами, покрасневшие, зоркие глаза. Малышке она показалась старше, много старше мафочки.

— Наверно, нет. Дорога ведь петляет. А хорошо было бы, если бы окна выходили на море.