Знакомая варежка - [46]

Сила остервенела от неудачи и снова пружинисто взлетела над землёй, чтобы обрушиться на врага всей своей тяжестью. Пёс еле увернулся, и Сила с размаху врезалась в дерево лбом. Яблоки так и посыпались на землю. Собака стояла на разъезжающихся лапах и качалась, будто пьяная. Но пёс не бросился, не вцепился в обезоруженного противника. Он ждал в сторонке, всем своим видом говоря: «Это же неприлично — бить лежащих».

Третий прыжок Силы был страшен своей неожиданностью и коварством. Пёс не успел отскочить, и собаки сцепились в страшный рычащий комок. Цепь, как сумасшедшая змея, извивалась по траве.

Прибежавший с клещами Гришка метался за собаками, пытаясь поймать цепь, но она ускользала из-под рук, больно ударяя по пальцам своими металлическими звеньями. В конце концов ему это удалось. Но Сила оправдывала своё имя. Недаром Гришкин отец кормил её сырым мясом.

— Чего стоишь? Помоги! — крикнул Гришка, чуть не прикусив язык.

Ксюшка подбежала, и они в четыре руки стали оттаскивать Силу. Ошейник сдавил ей горло. Собака захрипела, выпустила пса, и, наконец, Гришка сумел увести её во двор.

Чёрная морда Барбосыча была в крови, ухо разорвано, на боку висел выдранный клок шерсти.

— Пёсик, миленький! — бросилась к нему Ксюшка с протянутыми руками.

Но Барбосыч вдруг исчез в бурьяне. Он скромно не принял благодарности и, кроме того, как настоящий мужчина, он не любил всякую сентиментальность.

Гришка вернулся к забору усталый и злой. На Ксюшку не обратил никакого внимания, как будто её и не было.

— Стоишь? — крикнул он Мишке и ехидно улыбнулся. — Профессор! Я тебе покажу десятичные дроби! Давненько не решал я десятичных дробей.

Мишка молчал.

Он молчал и тогда, когда отдирали доску, хотя ему казалось, что отдирают его собственные уши. Но как только доска с треском отскочила, Мишка рухнул, как подрубленный, и заорал. Всё то, что накопилось в нём за время этого унизительного стояния закорюкой, вдруг прорвалось в истошном крике.

Тогда Гришка и Ксюшка схватили его под мышки и потащили в сад. Он стал орать ещё сильнее. Но они всё-таки втащили его и положили на траву.

Орал он длинно и жалобно, будто пел. Ни о каком поединке сейчас не могло быть и речи. Одна из враждующих сторон явно была не в форме. Констатировав это, Гришка отошёл чинить забор. Мишка тут же замолк на высокой ноте и закрыл глаза.

— Уходи из моего сада, чего пришла? — бубнил Гришка, прилаживая доску, — дай молоток, не видишь, руки заняты.

Ксюшка подала.

— Девчонок ещё тут не хватало. Бантики-фантики. Подвинь доску к себе, а то криво.

Ксюшка подвинула.

Но прибивать было нечем, потому что Гришка забыл принести гвозди. Пришлось опять идти в дом.

А у Ксюшки вдруг снова заболела коленка. Боль вернулась внезапно. Ксюшка схватилась за дерево и стала раскачивать ногой, надеясь, что она, хоть немного, замолкнет. Платье было разорвано. За сестрёнкой она опоздала. Та снова осталась в продлённой группе. И теперь-то уж Ксюшке обязательно влетит от родителей.

…Когда последняя доска в заборе была прибита, Гришка поискал в карманах, потом осмотрел траву у забора и подозрительно глянул на Ксюшку.

— Куда клещи дела?

— Я не брала. На что они мне? — сказала Ксюшка, еле скрывая боль.

— Только свяжись с девчонкой, обязательно что-нибудь пропадёт. Миш, не видел клещи?

Но Мишка спал, смешно шевеля губами, будто во сне считал что-то.

— Считай, считай, скоро посчитаемся, — Гришка вырвал куст крапивы, который жалил Мишкино ухо.

— А может, ты клещи из кармана выронил, когда за гвоздями бегал? — спросила Ксюшка.

И они разбрелись по саду, обшаривая траву.

Глава восемнадцатая Ты живой?

Петька бродил вдоль Гришкиного забора, как потерянный. Все доски были целы, а от Мишки не осталось и следа.

Куда же он делся? После того, как Петька всё узнал об Олеге, ему приходили в голову только мрачные мысли. Представилось, что Скорая помощь отвезла Мишку в больницу, и лежит он сейчас на операционном столе, а белый стерильный врач, наклонившись над ним, ампутирует ему уши.

Петька проклинал себя за то, что из-за Олега бросил товарища в беде. Разве так поступают настоящие друзья?

129

Тут из сада донёсся какой-то странный, не совсем понятный звук. Петька прислушался. Ему показалось, что в нескольких шагах отсюда, не торопясь, пилят кусок фанеры,

Петька заглянул в сад через глазок от сучка и в следующее мгновенье уже был по ту сторону забора.

Никакой фанеры не пилили. Это Мишка так отлично храпел во сне. Петька схватил его за плечи и посадил.

— Ты живой? — глупо спросил он.

— Делится без остатка, — спокойно ответил Мишка.

— Сам вылез, да? Говори!

— Давненько не решал я десятичных дробей, — совсем тихо произнёс Петькин друг и повалился на траву.

Петька знал, что трясти его бесполезно. Нужно набраться терпения и ждать, когда он сам проснётся.

Петька уселся поудобнее и стал ждать. Ему было о чём подумать.

Глава девятнадцатая Хочу быть мальчишкой

В Гришкином саду сидели четверо. Вернее, трое, потому что Мишка лежал. А если уж очень точно говорить, то двое, так как Гришка стоял поодаль, прислонившись к яблоне.

Ксюшкина распухшая коленка была вымыта и замотана белой тряпочкой, из-под которой зеленел лист подорожника.