Знакомая варежка - [26]

Правда, один раз он её звал. Вокруг было много народу, но никто не догадался об этом.

Ерошке казалось, что имя «Миля» кто-то умный и чуткий сочинил специально для неё. Это имя состоит из двух нот «ми» и «ля». Ероша знал ноты, он в доме пионеров учился играть на баяне.

И вот один раз пришёл к Алёше в комнату, а там ребята. Спорят, шумят. А её нет, она что-то делает в папа-маминой. Но так хочется, чтобы она была. А не позовёшь ведь. Не крикнешь ведь: «Весна, иди к нам!» Ни за что не крикнешь. Хоть расстреливай тебя на месте — не крикнешь! И тогда Ерошка подошёл к пианино, поднял крышку и стал выбивать две ноты по очереди — «ми» и «ля». Через шум, через спор, через ребячьи голоса он звал её: «Ми-ля! Ми-ля! Миля!» И никто не догадывался об этом. А Ерошка звал и думал: «Поймёт или не поймёт?» И она поняла. Она прибежала в комнату с такими огромными радостными глазами, каких он у неё ещё никогда не видел. Прибежала и сделала вид, что пришла просто так. Только солнечные ручьи кос быстрее обычного шевелились, будто лились по платью. А Ерошка сделал вид, что подбирает какой-то мотив. И они не сказали друг другу ни слова. Но они очень хорошо понимали друг друга. У них в руках был свой новый язык. Язык музыки.

Вот если бы у Ерошки был свой баян, он сейчас взял бы его и стал нажимать две ноты по очереди «ми» и «ля». И она прибежала бы и сделала бы вид, что пришла переменить книгу в домовой. А он сделал бы вид, что подбирает на баяне какой-то мотив. И, может быть, они тоже, как тогда, не сказали бы друг другу ни слова. Но ведь это совсем неважно — говоришь или не говоришь слова.

Но у Ерошки нет баяна. Зато есть нога-ножища в километр длиной, и никуда от неё не денешься. Но ничего, пройдёт. И они с папкой обязательно купят баян. И тогда Ерошка будет играть, сколько ему хочется, и будет звать Весну тоже, сколько ему хочется.

Обязательно они с папкой купят баян.

Здравствуйте

Впереди идёт мать — Валерия Константиновна, сзади — Герка. У обоих в руках по две корзины яблок. Завтра тётка Груша с утра будет продавать их на базаре. Яблоки отборные, первый сорт, любо-дорого смотреть. Отец сам укладывал их в корзинку и улыбался. Наверно, в уме уже подсчитывал барыши.

Когда налегке идёшь из старого дома на новую квартиру, то дорога коротенькая-коротенькая. А когда несёшь что-нибудь, то растягивается до ста километров. И зачем яблоки тащить на новую квартиру? Не может тётка Груша со старой идти на базар, что ли? Но Герка вспоминает, что завтра отец будет провожать её. Корзины-то четыре, в двух руках не унести. Тётка утром к ним придёт, и они отправятся.

Наконец-то дошли. Вот и двор. Во дворе ребята.

— Здравствуйте, — говорят они Геркиной матери. И Герка слышит в этом «здравствуйте» — «Проходите скорей. Без пожалуйста. Нам совсем не хочется с вами здороваться».

Мать кивает. Слышит ли она то, что слышит Герка в этом «здравствуйте» или нет? Может быть, и не слышит. А может быть, и слышит, но ей на это наплевать.

Герка тащится за ней молча. Во дворе корзинки кажутся в сто раз тяжелее. Каждая, наверно, по центнеру.

В комнате сразу запахло яблоками. Корзинки поставили под стол и накрыли простынёй.

Мать уходит куда-то в магазин. А Герка приподнимает простыню, выбирает четыре самых больших яблока (по одному из каждой корзины, чтоб незаметно было) и бежит к Ероше.

— На, попробуй. Из нашего сада.

Ерошка берёт себе самое маленькое яблоко, а три откладывает:

— Это папке. Пойдёшь завтра вместо меня, снесёшь.

— Ешь все. Я для дяди Пети ещё принесу.

И Герка приносит ещё четыре яблока (ещё по одному из каждой корзины, чтоб незаметно было). Ерошка хмурится:

— Не надо. Снеси обратно. Этих хватит.

Герман понимает, почему хмурится Ерошка. Ерошка думает: «Родители твои с ума сойдут, когда узнают, сколько ты яблок унёс. Достанется тебе на орехи». Друг хочет оградить его от неприятностей.

— Не понесу обратно. Ешь! Мать сама сказала, чтоб больному соседу отнёс. Значит, дяде Пете. — Герка говорит эту фразу, прямо глядя в зелёные глаза, и верит ей. Ему хочется, чтоб жила эта фраза на свете. Обязательно жила, сказанная матерью. Матерью, а не выдуманная им.

— Ну? Мать сказала? — улыбается Ерошка. — Тогда давай. Скажи ей, то есть… это… Валерии Константиновне скажи спасибо. И от меня, и от папки.

И сам принимается за второе яблоко.

— Ох, и вкусные!

А Герке и хорошо и тревожно. Первый раз в жизни он услышал от товарища «спасибо», которое должен передать матери. И ему хочется слушать его «спасибо». Ему хочется, чтоб ещё благодарили его мать и его отца за что-то хорошее. Ему хочется, чтобы ребята здоровались с ними по-прежнему, так же как здороваются они с другими жильцами.

Он неподвижно смотрит в одну точку, куда-то через балкон, через соседний дом, через улицу… Смотрит, решая для себя что-то большое и нужное. А потом говорит:

— Ты посиди ещё один. Я сейчас, — и быстро, боясь передумать, вылетает из комнаты.

Через минуту он появляется во дворе. В руках полная корзина отборных яблок. Отец сам осторожненько укладывал их, чтоб не побить одно об другое. Дорогой товар! Герка с размаху бухает корзину на деревянный стол и кричит ребятам: