Знак Зодиака Змееносец - [34]

Якобсонс внезапно вспыхнул, раскраснелся и, повернув голову к Киряк, обиженным тоном уточнил:

– Извините, если я вам больше не нужен, может быть, тогда пойду? Очень не хочется на репетицию опаздывать…

– Да-да, Дмитрий Иванович, большое спасибо. Других вопросов у меня к вам больше нет. Если понадобитесь – я знаю, где вас найти.

После чего, распрощавшись с директрисой, Киряк и Галушка вышли на улицу.

– Олеся Сергеевна, а что вы хотели узнать от Якобсонса? Дело, видите ли, в том, что я его, честно говоря, недолюбливаю. Правда, на то есть личные причины… и я не хотел бы в них сейчас углубляться. Для меня он в первую очередь приятель моей сестры, – и вдруг усмехнувшись, с легкой улыбкой добавил. – Вернее, подружка.

– Я расспрашивала его про покойного Кулебабу, – словно и не заметив уточнения, ровным голосом произнесла Киряк. – Он подтвердил, что погибший был гомосексуалистом, а так же косвенно признался, что был в него влюблен. Однако эта информация пока никак не может нам помочь выйти на след серийного убийцы, оставляющего на месте преступления загадочные буквы. Нужно будет составить список контактов Кулебабы, как профессиональных, так и личных, и отработать каждый из них. Боюсь, на это уйдет уйма времени, поэтому придется эту работу перепоручить местному уголовному розыску.

И словно что-то вспомнив, резко остановилась и взглянула Галушке в глаза.

– Ян Алексеевич, поясните мне, пожалуйста, один факт. Получается, ваша сестра знала покойного Кулебабу? А вы его лично знали?

– Нет… – удивленно протянул криминалист, – откуда?.. Это сестра до сих пор музыкой увлекается, а моё сердце давно отдано совершенно иным интересам. Да к тому же Кулебабу многие в городе знали, он ведь был известной личностью…

– Это да… – согласилась Киряк, поскольку и ей, прожившей некоторое время в Орле, не раз приходилось слышать эту фамилию. – На сегодня, я думаю, вполне достаточно, так что отвезите меня в гостиницу. Хочу вечерок посидеть в тишине и хорошенько всё обдумать.

Но внезапно своё решение она переменила. Словно внимательно к чему-то прислушавшись внутри себя, Киряк поспешно добавила:

– Хотя нет, пожалуй, я немного пройдусь, а заодно и загляну в продуктовый магазин.

Причина подобной непоследовательности и переменчивости в её поведении оказалась крайне проста: Олесю Сергеевну внезапно обуял жутчайший приступ звериного голода. И теперь у неё в голове настойчиво крутилась лишь одна мысль: «Требуется срочно поесть, требуется срочно поесть…»

Хотя, по правде сказать, слово «поесть» было ещё мягко сказано.

***

Заглянув в ближайший магазин и набрав целую корзинку продуктов, уже на кассе Киряк с немалым удивлением обнаружила, что забыла свою сумочку в кабинете директора филармонии. Такого в жизни с ней ещё никогда не случалось. Это здорово её напугало, потому как проблем с памятью и вниманием майор уголовного розыска не имела прежде никогда.

«Вот это новость!.. – испуганно подумала она. – Со мной явно происходит что-то не то… Неужто беременность на меня так влияет?»

Быстро возвратившись в филармонию, она с облегчением обнаружила свою пропажу на стуле в кабинете Клавдии Ивановны.

– Прошу прощения, это снова я, – испытывая неловкость, извинилась Олеся Сергеевна. – Я тут у вас свою сумочку позабыла…

– Да-да, Олеся Сергеевна, проходите. Всё в целостности и сохранности. Ну, а раз уж вы пришли, то уделите, пожалуйста, мне парочку минут. Дело в том, что я хотела бы обратиться к вам… и от себя лично, и от всего нашего коллектива… с одной маленькой просьбой. Если обстоятельства данного расследования позволят, то, пожалуйста, не предавайте широкой огласке наши маленькие тайны. Ну, вы понимаете, о чём я… – и директриса заискивающе взглянула на оперативницу.

– Хорошо, – пообещала Киряк, которая и сама не любила без лишней надобности лезть в чужую личную жизнь. – Я буду иметь это в виду.

Покинув кабинет, Олеся Сергеевна направилась по коридору к центральному входу. Она уже было собралась взяться за ручку, как внезапно откуда-то сбоку раздался насмешливый старушечий голос.

– Ну что, разворошили наше гнездо содомье? Теперича голубки запрыгают, а то совсем, окаянные, стыд потеряли. Давеча двоих таких у репетиционной зале застала цалующимися. И енто взрослые, сурьёзные люди… музыканты, у обоих-то и семьи, и детки малые… Тьфу!..

Киряк повернула голову и увидела сухонькую старушку в синем халате технической работницы и цветастом платке, повязанном на голове. В одной руке бабка держала ведро, наполовину наполненное мутной водой, а другой сжимала видавшую виды деревянную швабру.

– Простите? – Олеся Сергеевна сделала вид, словно не поняла о чём идёт речь.

– Да слыхала я ваш тутошний разговор с дирехтором. И Димка – лебедь белая, к вам подходил ещё. Всё печалился, что Кулебаба, его любовничек, околел. А я вам вот что скажу… Я здесь полы трижды в неделю мыть прихожу и бывает, такого тута наслушаюсь да насмотрюсь, что потом даже в церкву стыдно зайтить! – старушка явно входила в раж.

Её глаза загорелись фанатичным огнём истово верующего человека, а морщинистое суровое лицо постепенно стало набирать пунцовый цвет.