Знак ворона - [47]

- А вы куда же? - растерянно спросил один из неудачливых искателей счастья.

- Своих встречу, поговорю, да и посмотрю. А потом, наверное, в Тааль подамся. Место там хлебное, и нашего брата любят. А вы бы по домам расходились, так оно лучше выйдет.

И, оставив своих спутников в замешательстве, Дэниел уверенным шагом отправился в лагерь, ведя коня в поводу. Проходя между костров, он внимательно оглядывал сидящих. В большинстве своем были это такие же бедолаги, потерявшие своих командиров и просто боявшиеся податься до дому. Воинской дисциплиной здесь, естественно, и не пахло. Один раз Дэниелу заступил дорогу пьяный бородач с ножом в руке, который прогнусил что-то вроде: "С чего это к нам бла-а-родный пожаловал?" просто смахнул его с дороги, ударив в лицо окованой перчаткой, и двинулся дальше. Породистый конь брезгливо попятился в сторону, дергая повод, чтобы не переступать через распростертое тело. костра раздался вой и непечатная ругань.

- Слышь, Гуги, тут кто-то лихой Карлу нашему по морде дал! Дай-ка, я его сейчас дубиной!..

Дэниел так же молча обнажил меч и продемонстрировал его честной ком-пании. Пыл у той явно поубавился. Но двое или трое все ж таки двинулись навстречу, непотребно ругаясь. Однако драке состояться было не суждено. Рослый человек в хорошей кольчуге встал рядом с Дэниелом и сказал:

- Вы что, не помните, что наш лейтенант любому драчуну обещал задницу на голову натянуть? Распоясались, сучье племя!

А после обратился к Дэниелу:

- Пошли к нашему огню. Там люди военные собрались, не этот сброд.

Дэниел убрал меч в ножны и кивнул.

Вскоре они вышли к одному из самых больших костров лагеря, имевшему, к тому же, наиболее приличный вид. Да и собрались вокруг него не деревенские мужики и не разбойники, а действительно профессиональные солдаты. Это было заметно по всему: по речи, по выправке, по оружию. У Дэниела мелькнула мысль: "А вдруг здесь кого-нибудь из "своих" найду? Ведь эти самые Свободные воины обычно наемниками-то и прикидываются." Однако, никого, отмеченного каким-нибудь традиционным знаком, в поле зрения не было. Тогда Дэниел привязал лошадь к оглобле телеги и присел к костру. Сосед предложил ему кусок сыра и хлеб, и Дэниел принял еду с благодарностью. Когда же ему дали отхлебнуть из кувшина терпкого дешевого вина, он и вовсе почувствовал себя как дома.

Не успел он насытиться, как угощавший его сосед, нескладный рыжеволосый парень с веснушками на лице, которому на первый взгляд нельзя было дать больше семнадцати лет, спросил:

- Из-под Кариссы?

- Из-под нее, - кивнул Дэн.

- А у кого был?

- У Эда-Смутьяна. Который сеньор де Барн.

- Свинья этот ваш де Барн, - нетрезво откликнулись с противоположной стороны костра. - Ни хрена денег платить не желает!

Говорившего перебил еще кто-то, плохо видимый в отблесках костра.

- Тише вы! Пусть лучше расскажет, что под Кариссой было.

Дэниел почесал в затылке и начал излагать события. Рассуждать о происшедшем с точки зрения осаждающего оказалось весьма трудно, но это пошло на пользу. Рассказ, в результате, не выглядел этакой книжной речью и оттого вполне подходил к маске. Как любой не особо умевший говорить наемник, Дэниел сбивался с темы на тему, частенько напирая на собственное участие.

- Ну, вот, хватанул лошадь и был таков, - закончил он. - Хозяин-о все равно мертв, не понадобиться она ему. А потом по дороге всякий сбродный народ прибился.

- Да, крепко вам там дали, - потер голову его рыжий сосед. - Ничего-ичего, мы тоже здесь сидим, как совы в дупле. Черные, гады, все дороги перекрыли, не слинять никуда. Защищаться готовятся. А нас, помяни мое слово, поставят между молотом и наковальней. маршал Дэниел идет. Это тебе не какой-нибудь хвост собачий.

Дэниел не мог скрыть удивление.

- Да он же, вроде, помер.

- Как же, помрет такой. Он просто в отставку временно ушел, а нынче, как дело плохо стало, король его и позвал. Говорят, тысяч двадцать ведет, больше, чем у Гельмунда было, и через неделю под Сарголом встанет. Правда, город черные ему задешево не отдадут, слезами умоется, да только нам с того не легче.

- А чего в город-то не пускают?

- Готовятся они там. Уж не знаю, как готовятся, а по утрам над цитаделью воронье кружит, как над покойником.

В этот момент рыжего перебили:

- Эй, там, подвиньтесь, и кончайте трепаться! Слепой пришел, петь будет.

Седой человек с лютней в руке появился в отблесках костра. Он давно не стриг усов и бороды, и было сложно сказать, сколько ему лет: сорок или все семьдесят. Однако, он сохранил гордую осанку, и на лице со слепыми, как будто выжжеными глазами, застыло выражение спокойствия. Он уселся в круг неподалеку от Дэниела, отхлебнул предложенного вина, восприняв такое предложение явно как должное, и стал настраивать свой инструмент, бряцая струнами. Но не лютня и не слепота певца приковали внимание Дэниела. Еще не веря в удачу, он глядел на скреплявшую поношенный плащ железную пряжку. Такого знакомого вида пряжку с изображением совы.

Тем временем слепой настроил свой инструмент, взял на пробу звучный аккорд, потом примолк на секунду, перебирая струны, и вдруг запел. Трудно было поверить, что столь сильный голос принадлежит пожилому человеку, почти старику. В этом голосе звучали военные трубы и лязгала сталь. Дэниел даже не заметил, как пролетели три песни. Он не успевал уловить слов, но смысл был понятен: казалось, лютня, костер и голос слепого певца просто вызывали в памяти или заново рождали картины. Картины войны, полотна побед и поражений, живые описания высокой славы и подлого предательства. Битва шла во всем мире, дралось над окровавленными трупами воронье, и на фоне черного неба, украшенного кровавыми звездами, плыл, извиваясь в воздухе змееподобным телом белый крылатый дракон. Такой же, как на орденских гербах.