Знак вопроса, 2005 № 01 - [85]

— Я не трепач, — огрызнулся Ксенодок. — Спартанцы сделали меня сиротой, просто так, по своей звериной прихоти, и они догадываются, что я им враг. Было бы странно, если б во мне они видели верного друга.

— Многие ребята в Андании думают так же, как ты? — спросил Феокл.

— Я так думаю, — сказал Аристомен. — И за другими дело не станет.

— Замолчи! — крикнул Ксенодок. — Он сам ведет себя как спартанский лазутчик!

— Нет, — сказал Аристомен, — он — мессенец, я чувствую. И потом в палестре он учил меня драться мечом.

— А чего ты ждал? — удивился Ксенодок.

— Что он научит тебя драпать сломя голову?

— Хотя бы держать язык за зубами.

— Где же будешь его держать, когда спартанцы выбьют тебе зубы? Проглотишь со страха?

— А вы знаете, — спросил Феокл, — что спартанцы, спарты — это племя, посеянное из зубов дракона?

— Больно зубастый был дракон, — сказал Аристомен. — Девять тысяч зубов!

— Нет, — вспомнил Ксенодок: — это фиванцев Кадм посеял из зубов, а спартанцы нам родственники. Или он отдал зубы Ясону, и тот уже сеял — я подзабыл.

— Чтобы победить спартанцев, нужно две вещи, — сказал Феокл: — не бояться их и презирать.

— Чтобы победить, нужно войско и оружие, и полководец, за которым пойдут, — сказал Аристомен.

— Правильно. Но поднимать надо не Анданию, а всю Мессению, все города и выселки, — сказал Феокл. — И надо искать союзников. Многие в Пелопоннесе ненавидят спартанцев.

— Значит, война? — радостно спросил Ксенодок.

— Похоже, никуда от нее не деться, — ответил Феокл.

— Но мы клялись не предавать Спарту и не воевать с ней, — сказал Аристомен.

— Наши деды и прадеды клялись, — сказал Феокл. — А мы с вами не успели тогда родиться, никаких клятв не давали и имеем законное право восстать, потому что числимся илотами, а не периэками.

— Небольшая разница!

— Огромная, — сказал Феокл. — Когда спартанцы стали покорять соседей, то добровольно прошедших под ярмом они зачислили в разряд периэков — живущих вокруг. Но жители города Гелоса и позже наши предки — мессенцы — сопротивлялись, насколько хватало сил, и спартанцы назвали их илотами — взятыми в плен. Правда, плен у них вышел какой-то необычный, потому что нас нельзя продать в рабство, нельзя и отпустить на свободу за выкуп. А из плена при известной сноровке можно бежать И даже вернуться, чтобы свести счеты. Да и несвободными нас считают только спартанцы, иначе остальные греки не допускали бы к участию в Олимпийских играх. А среди мессенян больше победителей, чем среди лакедемонцев, хоть они и тренируются с рассвета до заката. Не верите — прогуляйтесь в Элиду, почитайте надписи под статуями чемпионов.

На берегу Памиса они расстались. Феокл погнал быка вниз по реке в сторону Итомы, а Ксенодок с Аристоменом пошли через мост в сторону Эхалии.

— У отца был довольно вместительный тайник в усадьбе, — сказал Ксенодок.

— Давай ссыплем туда часть урожая.

— Будем воровать сами у себя?

— Сами для себя, и к тому же лишь половину, а половину — у спартанцев, — сказал Ксенодок. — Очень хочется их обворовать. Богиня Возмездия прямо толкает меня в бок.

— А что сделаем с украденным? Сгноим или сожрем втихаря?

— У меня есть знакомый кузнец в Авлоне, — намекнул Ксенодок. — Чем набивать спартанское брюхо хлебом, лучше набить его железом.

— Говорят, детеныши львицы скребут когтями утробу матери, чтобы поскорее выбраться на свет. Она визжит от боли и производит недоносков, — сказал Аристомен. — Вряд ли это разумно. Давай дождемся общего часа и заодно вырастем. К тому же у меня остались доспехи деда.

— Да их, небось, уже пальцем проткнешь!..

Усадьба Ксенодока была настолько типичной для сельскохозяйственной округи Эхалии, что, не зная, Аристомен ее просто не угадал бы среди соседних. Никаким особым богатством, упоминаемым Ксенодоком, она, по крайней мере внешне, не выделялась. Обычная прямоугольная постройка, с двух сторон замкнутая стенами, а с двух — помещениями. Посреди — двор, заросший бурьяном, ворота снесены. Пифос, врытый в землю в углу двора для сбора дождевой воды, треснул, и края его осыпались внутрь. Хлев выглядел не менее жалко: в перегное уже колыхался лесок, благодаря какому-то соседу, утащившему черепицу с крыши и открывшему путь солнцу и дождю. Внутри амбара и жилых комнат усадьбы известка наполовину осыпалась и валялась кусками вдоль стен на земляном полу. Под сандалиями лопались черепки битой посуды, очаг смотрелся сиротой троянской, вместо дверей — занавески из паутины. В одном Ксенодок был прав: растащили действительно все, кроме камней.

— Кто ее строил? — спросил Аристомен.

— Прапрадед, потом прадед, потом дед, отец кое-что переделывал, — ответил Ксенодок.

— Придется повозиться.

— Придется, — согласился Ксенодок. — Без труда не проживешь и дня, — обыграл он название поэмы Гесиода.

Потом они обошли надел, огороженный грядками камней, собранных при очистке почвы.

— Виноградник погиб, будем корчевать и сажать новый, — подытожил Аристомен. — Земля — сплошная глина, придется пахать дважды, а огород просто перекопаем и разрыхлим. Надо бы еще колодец почистить, если времени хватит. Может, Перса у отца попросить?

— А может, само вырастет, если часто поливать? — спросил Ксенодок. — Пустим сначала коз, чтоб сожрали сорняки, а там, с Деметриной помощью, глядишь…