Знак убийцы - [54]

— Я знаю немного больше об этом Иве Матиоле, — проговорил священник. — Он учился в Соединенных Штатах, если точно — в Остинском университете в Техасе. Был блестящим студентом.

— А потом?

— Окончил лучшим из своего выпуска семьдесят девятого года, несколько лет преподавал в Остине, потом, в восемьдесят восьмом, вернулся во Францию. Был назначен на должность сначала в Монпелье, потом, в девяносто втором году, в Лионе. С девяносто пятого преподавал в Париже, в Дофине. А потом он утратил свой престиж в университетской среде.

— Вы на редкость хорошо осведомлены, Марчелло.

Священник скромно улыбнулся.

— Мы имеем доступ ко многим источникам. Скажем так: сотрудничество между Ватиканом и французским государством оказалось эффективным.

— И тем не менее я не ожидал такого от вас…

— Все каналы информации ведут в Рим, Питер. В данном случае они стали для нас ценной помощью.

— Что вы хотите сказать?

— Ив Матиоле близок к одной евангелистской церкви, к храму Клер-Вуа. Эта церковь славится своими тесными связями с самыми ярыми приверженцами традиций, с протестантскими кругами, а именно с американскими.

— Of course! В восьмидесятом году Остинский университет находился в центре многих научных споров. Там некоторые ученые тоже решили оспорить в суде правомерность преподавания эволюционных теорий.

— Верно. Смута продлилась несколько лет, пока Верховный суд не вынес решение в пользу сторонников Дарвина. Но я обнаружил другое. И это наверняка вас заинтересует. — Отец Маньяни порылся в своих бумагах — в тех, что он уже разобрал, — и протянул Осмонду листок. — Взгляните, кого я отыскал среди бывших учеников Матиоле в Остине.

Осмонд застыл от удивления.

Леопольдина в последний раз оглядела свою прическу и макияж в зеркале туалетной комнаты библиотеки. И с непринужденным видом легким шагом направилась к выходу.

Погода была прекрасная, словно лето не хотело сдавать позиции, и она была так счастлива, когда Алекс, увидев ее в то утро, сказал: «О, да ты влюблена!» И правда, она не могла этого скрыть, снова и снова вспоминая те поцелуи, те ласки, потом ту романтическую прогулку по улицам Парижа до самого мыса острова Сен-Луи, игру огней в Сене. Он проводил ее до дома и, как галантный кавалер, ничего не потребовал большего. Неужели Леопольдина отказала бы ему, но ей хотелось, чтобы их сближение проходило не так стремительно. У них есть время узнать друг друга. Это только обострит их желание.

Сославшись на срочную работу, она отлучилась. Прошла через галерею эволюции, где уже толпилось много туристов, и, войдя в величественное здание, взяла направо, туда, где располагалась администрация. В конце коридора она увидела бронзовую табличку: «Главный хранитель». Глубоко вздохнув, она постучалась.

С колотящимся сердцем Леопольдина вошла в кабинет. Иоганн Кирхер сидел за письменным столом с прозрачной столешницей, покоящейся на искусно изогнутых спиралью металлических трубах. Справа — шкафы с книгами, все — по истории наук, слева — полки, где чучело рыси соседствовало с аметистом самой чистой воды и маской аборигена. Здесь гармонично соседствовали дерево и сталь, искусство и наука, создавая ощущение порядка, ясности и уравновешенности.

Иоганн Кирхер поднял глаза от книги и холодно спросил ее:

— Чем могу служить вам, мадемуазель?

Она была обескуражена. Она-то вообразила себе такое… Тридцать шесть возможных сцен после того, что произошло в галерее минералогии… Но только не это замкнутое лицо, не этот холодный взгляд…

— Э-э… Я… я хотела сказать вам…

— Я вас слушаю.

Растерявшись от холодности Кирхера. Леопольдина приняла деловой тон и спешно придумала:

— Да, я хотела… я хотела спросить вас… о том чемодане, вы помните, я говорила вам о нем в хранилище…

Иоганн Кирхер не спеша поднялся, подошел к окну и погрузился в созерцание Ботанического сада.

— И что?

— Я хотела узнать, нашли ли вы его… Потому что я изучаю документы, которые сопровождали его, и…

— И?

— Я почти убеждена, что этот чемодан принадлежал Тейяру де Шардену. Или был предназначен для него… В общем, что он имеет отношение… к нему.

Леопольдина мягким шагом подошла к окну. И так как он никак на это не отреагировал, она решилась положить руку на его предплечье.

Кирхер вздрогнул и отстранился. Опешив, она посмотрела на него:

— Что я вам сделала?

— Ничего, — сказал Кирхер с высокомерным видом. — Вы не сделали мне абсолютно ничего.

— Но вчера вечером…

— Вчерашний день принадлежит прошлому. И не будем больше вспоминать о нем.

Леопольдина почувствовала, как у нее подкашиваются ноги.

— Но… это мне приснилось?

Кирхер уставился на какую-то точку на горизонте.

— Послушайте… То были особые обстоятельства, я был в своего рода экзальтации. Может, из-за этих алмазов вокруг нас… Не знаю, что на меня нашло. Сожалею, но я предпочел бы, чтобы мы придерживались отношений чисто профессиональных.

Он повернулся к ней. На короткое мгновение Леопольдине показалось, что Кирхер произнес эти слова с горечью, но быстро овладел собой.

— А теперь извините, но у меня очень важное совещание со службой безопасности. Если я что-нибудь узнаю об этом чемодане, поставлю вас в известность. Спасибо, мадемуазель.