— Нуте-с, где тут наша… м-м-м… холодная закуска? — цыкая зубом, наконец интересуется он.
Мы расступаемся, пропуская обоих в хлев. Бормоча что-то под нос и сыто отрыгивая, эксперт склоняется над трупом. Судейский держится поодаль.
— Так, значит… Ей повредили горло. Судя по всему, чем-то таким острым, — выслушиваем мы диагноз. — Эй, пострадавшая! — легкий пинок под ребра. — Давай вставай — простудишься! Сеньоры, она, похоже, мертва…
— А кроме этого, есть что-нибудь еще достойное внимания? К примеру, следы укусов…
Во взгляде эксперта читается неподдельное изумление: откуда, мол, и какими судьбами донеслась до него эта реплика. Но судя по всему, он не из тех, кто долго ломает голову над решением метафизических проблем.
— Так, значит, и здесь толкуют об этом вампире, — с урчанием догрызает он кость. — Ну, если угодно… Похоже, вдоль раны заметны какие-то кровоподтеки.
— А нет ли следов насилия?
— Кто ж его знает… Вскрытие покажет, чего уж там. Ну, пора нам и закругляться. Дон Кукуфате! — обращается он к судье. — Труп надо бы поднять да перетащить куда следует.
Судья обводит нас взглядом, молящим о помощи. Вложив грязные пальцы в рот, эксперт издает разбойничий посвист, и из тьмы тут же выныривает карета «Скорой». Из нее на землю сыпятся шустрые санитары. Дон Кукуфате пытается с приличествующей обходительностью взять девушку под мышки.
— Но… — вмешивается комиссар, — так, знаете, труп поднимать не принято.
— Ах, нет? А… простите, как же?
— Вам надлежит обнародовать решение суда, — суфлирует эксперт, — которым труп изымается с места происшествия и переходит уже в наши владения.
— По правде сказать, я в этом деле новичок, к тому же по натуре своей весьма впечатлителен, — тщательно отерев ладони крахмальным платком, чиновник приосанивается:
— Сеньора, решением суда вы изымаетесь с места происшествия… Я правильно выразился? — обводит он взглядом присутствующих.
Суси рвется прикрыть чем-нибудь тело несчастной, и, не найдя ничего подходящего, срывает с себя плащ. Всеобщая реакция — повальная эрекция. Лишь видавший виды эксперт остается абсолютно равнодушным к пикантной сцене. Помогая Суси накрыть труп, он бесстрастно замечает:
— Так, пожалуй, будет вполне пристойно… Хорошо бы сейчас слегка промочить горло: жизнь, как видите, полна всяческих перипетий. Кстати, сеньорита, спойте нам что-нибудь.
— …Твою мать! — одергивает его Суси.
— Ошибаетесь, моя матушка не поет. Лучше уж вы, — упорствует доблестный эскулап.
Пытаясь смягчить напрягшуюся по-мужски ситуацию, я водворяю плащ на плечи подруги. Санитары тащат носилки и покрывало.
— Тэк-с, — подводит итог потрошитель с дипломом. — Нам, пожалуй, делать здесь больше нечего.
— О да, абсолютно нечего! — с восторгом подхватывает судья. — И да поможет вам бог, — напутствует он санитаров. Я дергаю инспектора за рукав.
— Послушай, Пуча, скажи им, что задержишься с нами. Поедешь в нашей машине.
Выслушав подчиненного, Родриго пожимает плечами, одарив нас напоследок взглядом, полным тщательно отработанного презрения. Кортеж наконец трогается. Впереди — судейский лимузин, за ним следует «Оживиловка», в арьергарде — полицейский патруль. Общество полицейских разделил арендатор как главный свидетель печального происшествия.
— Чем обычно заняты сыщики, оказавшись на месте преступления? — интересуюсь я у Пучадеса.
— Ну, для порядка ищут некоторое время следы. Ничего не обнаружив, плюют на это дело и идут в ближайший кабак — отвести со спокойной совестью душу.
Мы тотчас приступаем к первой части ритуала. Особенно усердствует Пучадес, трусцой исследующий злополучный коровник.
— Ну чего ты тут копаешься? — не выдержав наконец, подталкивает он меня к выходу. — Или и впрямь ищешь что-нибудь?
— Да. Оборотный крест.
Для инспектора это — полная абракадабра, и ничего не остается, как рассказать ему о нашей находке в Старом Квартале.
— Выходит, убийца свой автограф оставил? — оживляется Пучадес.
— Похоже, да. А вот здесь я что-то не вижу… Если это маньяк, он во всем должен быть пунктуален.
— А разве не мог его вспугнуть некстати заявившийся сюда арендатор? — подает Суси свою версию.
— Вот именно, арендатор… А ну-ка, Пуча, расскажи нам еще что-нибудь об этой девочке.
— Так я уже говорил… Ну, значит, сиротой ее приютила чета этих фермеров, как их… Ага, Касахустов. Скучно им стало, когда дочка замуж выскочила и дала с муженьком деру в Барселону, вот и взяли девочку у монашек — на воспитание, и была она здесь вроде прислуги. А этот арендатор, говорят, втрескался в нее по уши — так и ходил по пятам. Еще бы, такой лакомый кусочек, да не отпробовать…
— То-то, я ведь к тому и веду. Глянь-ка сюда!
Следы чьих-то громадных ступней резко выделяются среди множества оттисков наших подошв. Особенно четко они обозначились в навозной жиже, размазавшейся у входа.
— Кому же это в голову придет ночью босиком шастать? — задался шарадой наш фараон.
— Думаю, убийце.
— Ты на что намекаешь?
— На то, Пуча, что девицу вполне мог прихлопнуть и арендатор.
— Ну ты даешь, парень! — Пучадес даже облизывается от удовольствия. — А он, значит, у нас в кармане… Вот это ловко! Кстати, как тебе такое в голову-то пришло — его заподозрить?
