— Эй, парень! — прерывает нашу беседу хозяйка. — На улице уже черт-те что творится, и лучше бы тебе уносить ноги подобру-поздорову. И вообще я не терплю скандалов в моем доме. Так что, оставь нас в покое.
Там, внизу, небольшая толпа соплеменников провожает Махдура в «Синдбад», оглашая квартал нестройными выкриками — надо думать, в мой адрес. Я пытаюсь незаметно выскользнуть из подъезда, но двое парней увязываются следом. Петляя, как заяц, я несусь какими-то кварталами, чуть не на лету хватаю такси…
— Куда? — хмуро интересуется шофер.
— До первого бара… Но чтоб он был подальше отсюда.
…Слегка передохнув у стойки, звоню в Вальделаплану. Суси тотчас выпаливает последние новости: Фидель только что признался в убийстве на ферме. Пучадес на седьмом небе от счастья.
— Понимаешь, какая-то глупая и грустная история вышла, — пускается в объяснения Суси. — Старый фермер, оказывается, частенько развлекался с этой девицей в коровнике: его жена страдает подагрой и редко выходит во двор. А когда они укатили в Барселону, Фидель тоже решил попытать счастья.
— А она не захотела.
— Вот именно. Девица отчитала его как мальчишку, потом стала кричать, отбиваться… Ну, Фидель сгоряча и придушил ее. А потом все как по твоему сценарию: он вспорол ей горло и, следуя дядюшкиным россказням, прикусил рану — для пущего правдоподобия. Даже кровь, говорит, попробовал было, да не в ту глотку пошла с непривычки. Орудие убийства и заляпанную кровью робу Пучадес отыскал в баке из-под бензина.
— Что нового насчет преступления в Старом Квартале?
— Пучадес шьет его арендатору, но тот ни в какую — делайте, говорит, со мной, что хотите, но я вам не кровосос какой-нибудь, а только под него работал…
— Мало ли, что он говорит. Они как поднажмут — Фидель в чем хочешь признается… Черт, только этого не хватало! Что слышно о Пуэртоласе?
— А, да… И передать тебе не могу, что за чушь мне наговорили. Пуэртолас, оказывается был рьяным болельщиком местного футбольного клуба, в юности даже выступал за него. Руководство до сих пор отсылает ему пригласительные билеты на свои сборища…
— Адрес! Адрес скажи!
— Барселона, район Сагрера. Улица Генерала Миаха, 17.
Невысок — всего в один этаж — и неказист дом бывшего комиссара Вальделапланы. Стены сложены из серого камня, пара нешироких окон, глядящих на мощеную улицу. Дверь окрашена ядовито-синей краской. На мой звонок дверь открывает юное создание с огромными глазами и спокойными чертами миловидного лица.
— Вы — друг сеньора Мариано?
— Отнюдь, сеньорита. Я привез хозяину привет от его бывших коллег в Вальделаплане.
— Кто там, Анхела? — доносится слабый голос.
— Как здорово, что вы собрались навестить его, — шепчет Анхела, пропуская меня вперед. — Никто к нему не приходит, а старик очень болен и одинок.
— Вы его родственница?
— О, что вы! — улыбка ее восхитительна. — Я из социальной службы нашего муниципалитета. На моем попечении все старики в этом районе. Вот Мариано, к примеру… Сеньор Пуэртолас очень плох. Боюсь, ему совсем немного осталось…
— Весьма сожалею. Я и не знал, — лепечу я первое, что приходит на ум.
— Я только что сделала инъекцию, он хоть стал поспокойней.
Мы проходим в его комнату. Здесь царит полумрак, скрадывающий скудость обстановки.
— Мариано, — поправляет она постель, — к вам пожаловал в гости старый приятель. — Пожалуй, я вас оставлю, вам ведь есть о чем поговорить.
Я остаюсь стоять у постели умирающего. Туман болеутоляющих средств смягчает жесткие черты лица; глаза смотрят на меня с любопытством.
— Я к вам из Вальделапланы, от комиссара Родриго в инспектора Пучадеса.
Пуэртолас силится что-то вспомнить.
— Вальделаплана, Вальделаплана… Ах да, когда-то я там служил.
— Люди хранят память о тех временах, — помимо воли моя реплика звучит как-то двусмысленно.
— Бросьте вы чушь пороть, — обрывает он. — Вам уже известно, что я умираю? — он тихонько гладит живот. — Если бы не Анхела, я словно пес пожрал бы собственные кишки, до того они донимают… Вы Анхелу видели?
— Да, конечно, однако сейчас мне хотелось бы кое-что услышать — о том, что случилось в Вальделаплане пятнадцать лет назад.
— Я не хочу вспоминать об этом городке. Там я натворил много такого, за что пришлось потом раскаиваться. Но время вспять не повернешь… Жену упрятали в психушку, сын где-то во Франции. Представьте, женился на француженке. И никто не знает, что дни мои уже сочтены. Вы, конечно, из полиции?
— Нет, просто оказываю кое-какие услуги Родриго и инспектору. Но, если вам этот разговор неприятен, я уйду.
— Нет-нет, оставайтесь! И… спрашивайте, я к вашим услугам… — Гримаса боли искажает лицо.
— Итак, пятнадцать лет назад в том городке какой-то мальчишка напал на проститутку, и случилось это на площади Святых Епископов… Кстати, пресса сообщила, что покушение было на улице Бальена.
Пуэртолас с трудом выжимает улыбку.
— Я сам отдал распоряжение журналистам сменить адрес. Тогда я мог это сделать.
— Что же случилось, кто был этот парень?
— Неужели вам это так интересно?
— Совсем недавно в Старом Квартале перерезали горло молоденькой медсестре. Убийца пил кровь своей жертвы. А этой ночью точно так же расправились еще с одной…
