Знак обнаженного меча - [39]

Шрифт
Интервал

Однако такие моменты возвращения к прошлому случались нечасто и быстро забывались; учебные операции по большей части проходили на территории, лежавшей далеко от его деревни, которая, разумеется, была строго вне пределов доступа всех войск.

Одна из таких операций включала длительный марш походным шагом через лесистую местность к юго-востоку, и Рейнарда весь день преследовало неуловимое, но при этом смутно неприятное воспоминание. Ему припомнилась какая-то бесконечная дневная прогулка — месяцы или, может быть, годы тому назад, — сопровождавшаяся возбуждением и предчувствием чего-то ужасного. Однако воспоминание оставалось туманным: тот канувший в прошлое день мог случиться и за несколько недель до зачисления Рейнарда, а мог с такой же легкостью принадлежать и к его детству.

Прошлое словно бы отступило в густой туман, и даже довольно недавние события стало на удивление трудно «зафиксировать». Лишь солдатская жизнь казалась теперь совершенно реальной. Это было здоровое, незамысловатое существование, свободное от всякой ответственности и измеряемое ритмом предписанного и простого ритуала, — бывает жизнь и похуже, думал Рейнард. Его предыдущая служба в армии оказалась ему на руку — и вскоре ряд наградных планок, украсивших его китель, принес ему уважение и кое-какие дисциплинарные поблажки. В конце концов он обнаружил, что проявляет к дневному распорядку неподдельный интерес; эту увлеченность, безусловно, заметили и со временем его повысили до младшего капрала.

Через несколько дней после повышения Рейнарда в звании, в Приказах Части I было объявлено, что приезд полковника с инспекцией, о котором давно уже шли слухи, состоится на будущей неделе.

— Загоняют нас с марафетом, вот увидишь, — отозвался на это Спайк, и пророчество его оказалось недалеким от истины. Целых два дня они чистили и полировали снаряжение, готовясь к великому дню; проходили дополнительные строевые учения и построения, и ротный командир собственной персоной произнес обращение к части, убеждая солдат в необходимости «показать товар лицом».

Инспекция была назначена на три часа дня; в полвторого часть была уже построена. Стоял солнечный, но очень холодный мартовский день: дрожа в добавочной шеренге вместе с другими служащими сержантского состава и отчаянно желая отойти по малой нужде, Рейнард, навьюченный тяжелым снаряжением, нетерпеливо ждал появления полковника. Вероятность того, что «полковник Арчер» в итоге все же окажется его другом Роем, казалась крайне эфемерной; кроме того, даже если бы так оно и вышло, то вряд ли Рой открыто бы его признал. Тем не менее, вопреки всем доводам рассудка, Рейнард продолжал лелеять слабую надежду на то, что встреча с Роем как-то изменит его положение. Надежда эта была тем более безрассудной, что, в свете недавних событий и позиции его начальства, Рейнард и правда стал сомневаться в том, что вообще когда-либо был знаком с Роем. Только армия казалась теперь по-настоящему реальной, и случались моменты, когда предыдущий период — с того самого времени, когда его комиссовали, — представлялся ему не более чем сном или галлюцинацией. Может, он действительно все время пробыл в армии; может, все еще шла война. Однако некоторые детали продолжали сохранять безупречную и вовсе не похожую на сон ясность: боксерский матч в Ларчестере, ночь, проведенная с «бродягой», вкус растения, которое он съел в роще.

Наконец прибытие полковника было возвещено вновь появившимся старшиной. Вскоре на дальнем конце плаца показалась группа фигур; по мере их приближения стали различимы ротный командир, адъютант, пара низших по званию офицеров и высокая фигура в отороченной красным фуражке. Все стали по стойке «смирно», центральной и замыкающей шеренге скомандовали «вольно»; полковник со свитой начали обход.

Сквозь промежуточные шеренги Рейнард напряженно вглядывался в фигуру командира района. Обзор заслоняли другие, но время от времени ему удавалось мельком увидеть лицо полковника. Был ли это Рой? Рейнарда сковала странная нерешительность: уставившись прямо в приближающееся лицо под фуражкой с красной каймой, он понял, что абсолютно не способен решить, действительно ли это его бывший друг или нет!

Это был Рой, но как будто средних лет — или, возможно, его старший брат; но уж точно не бойкий молодой капитан, с которым Рейнард совершал пробежки и боксировал на глэмберских холмах. И все же, чем ближе подходил полковник, тем больше Рейнард уверялся в том, что это и правда Рой и никто другой; и когда наступил его черед и высокая, крупная фигура на секунду задержалась, чтобы осмотреть его снаряжение, ему хватило одного быстрого взгляда на темные непроницаемые глаза: командир района и бывший клиент Рейнарда в «Юнайтед Мидленд» был одним и тем же человеком.

Рой, само собой, никак не показал, что его узнал: он прошел вдоль шеренги с той же бесстрастностью, какую обычно демонстрировал, когда, обналичив чек у Тэда Гарнетта, молодцеватой походкой направлялся мимо стойки Рейнарда к дверям банка. Когда инспекция закончилась, он, вместе с другими офицерами, исчез в столовой; войскам скомандовали «разойдись», и Рейнард поспешил с товарищами в казарму, мечтая поскорее сбросить с себя снаряжение и успеть до ужина в душ.


Рекомендуем почитать
Обозрение современной литературы

«Полтораста лет тому назад, когда в России тяжелый труд самобытного дела заменялся легким и веселым трудом подражания, тогда и литература возникла у нас на тех же условиях, то есть на покорном перенесении на русскую почву, без вопроса и критики, иностранной литературной деятельности. Подражать легко, но для самостоятельного духа тяжело отказаться от самостоятельности и осудить себя на эту легкость, тяжело обречь все свои силы и таланты на наиболее удачное перенимание чужой наружности, чужих нравов и обычаев…».


Деловой роман в нашей литературе. «Тысяча душ», роман А. Писемского

«Новый замечательный роман г. Писемского не есть собственно, как знают теперь, вероятно, все русские читатели, история тысячи душ одной небольшой части нашего православного мира, столь хорошо известного автору, а история ложного исправителя нравов и гражданских злоупотреблений наших, поддельного государственного человека, г. Калиновича. Автор превосходных рассказов из народной и провинциальной нашей жизни покинул на время обычную почву своей деятельности, перенесся в круг высшего петербургского чиновничества, и с своим неизменным талантом воспроизведения лиц, крупных оригинальных характеров и явлений жизни попробовал кисть на сложном психическом анализе, на изображении тех искусственных, темных и противоположных элементов, из которых требованиями времени и обстоятельств вызываются люди, подобные Калиновичу…».


Ошибка в четвертом измерении

«Ему не было еще тридцати лет, когда он убедился, что нет человека, который понимал бы его. Несмотря на богатство, накопленное тремя трудовыми поколениями, несмотря на его просвещенный и правоверный вкус во всем, что касалось книг, переплетов, ковров, мечей, бронзы, лакированных вещей, картин, гравюр, статуй, лошадей, оранжерей, общественное мнение его страны интересовалось вопросом, почему он не ходит ежедневно в контору, как его отец…».


Мятежник Моти Гудж

«Некогда жил в Индии один владелец кофейных плантаций, которому понадобилось расчистить землю в лесу для разведения кофейных деревьев. Он срубил все деревья, сжёг все поросли, но остались пни. Динамит дорог, а выжигать огнём долго. Счастливой срединой в деле корчевания является царь животных – слон. Он или вырывает пень клыками – если они есть у него, – или вытаскивает его с помощью верёвок. Поэтому плантатор стал нанимать слонов и поодиночке, и по двое, и по трое и принялся за дело…».


Четыре времени года украинской охоты

 Григорий Петрович Данилевский (1829-1890) известен, главным образом, своими историческими романами «Мирович», «Княжна Тараканова». Но его перу принадлежит и множество очерков, описывающих быт его родной Харьковской губернии. Среди них отдельное место занимают «Четыре времени года украинской охоты», где от лица охотника-любителя рассказывается о природе, быте и народных верованиях Украины середины XIX века, о охотничьих приемах и уловках, о повадках дичи и народных суевериях. Произведение написано ярким, живым языком, и будет полезно и приятно не только любителям охоты...


Человеческая комедия. Вот пришел, вот ушел сам знаешь кто. Приключения Весли Джексона

Творчество Уильяма Сарояна хорошо известно в нашей стране. Его произведения не раз издавались на русском языке.В историю современной американской литературы Уильям Сароян (1908–1981) вошел как выдающийся мастер рассказа, соединивший в своей неподражаемой манере традиции А. Чехова и Шервуда Андерсона. Сароян не просто любит людей, он учит своих героев видеть за разнообразными человеческими недостатками светлое и доброе начало.