Знак кровоточия. Александр Башлачев глазами современников - [51]

Работая над семитомником Башлачева, мы включили в него то, что посчитали нужным. В июле 2010-го вышел тройник «Вечный пост», на котором кроме записи Саши Лип-ницкого на Николииой Горе присутствует еще студийная запись, сделанная в городе Пущино, обнаруженная уже после выхода семитомника. Будет еще «Третья столица», двойная, дополненная майским концертом 1985 года. А остальные записи, их штук семьдесят… Нужно ли их издавать? Я не думаю, что автор был бы «за».

Если говорить о личных предпочтениях, мне больше всего нравится то, что вышло под названием «Башлачев II». Эта запись по качеству не очень, но зато наиболее жизнеутверждающая, если можно так сказать. Что само по себе для Башлачева странно. Концерт был в начале весны восемьдесят пятого года, в Москве, на Варшавском шоссе. На этом квартирнике было ощущение полета, чувствовалось, что

Башлачев был «на взлете». Там еще не было ощущения тоски, появившегося потом.

В концерте и в студии люди могут существовать по-разно-му. У многих, когда нет концертного куража, не получается. А вот, например, Свинья прекрасно мог петь в студии, замечательно. Силя - тоже. К Башлачеву это не относилось, по-моему.

Я не люблю раскладывать чье-либо творчество на составляющие. Безусловно, Башлачев был гениальный автор. Есть его слова, въевшиеся в меня на всю жизнь, я их часто вспоминаю. И исполнение часто вспоминаю, хотя уже давно специально не слушал. Но это во мне живет. Я затрудняюсь как-то классифицировать, что меня в Башлачеве так цепляет. В свое время Федя Чистяков так отвечал на вопрос, что такое «нравится»: «Тащит меня!» Что такое «тащит»? Например, ты выпил водки - и тебя «тащит». Это не то чтобы двоичная система оценки: в кайф или не в кайф, она многоступенчатая, но в принципе, это оттуда, от живота, что называется. Хоть я и кандидат химических наук, у меня не возникает желания проанализировать, почему именно мне нравится. «Ялюблю, от того, что болит, или это болит от того, что люблю?» Не знаю.

У нас с Сашей была достаточно большая дистанция. Он был человек довольно закрытый. Общаться - общались, но в душу друг другу не лезли. Как и со многими другими близкими людьми. Например, я много лет шабашил на Чукотке. Там с людьми можно друг друга чувствовать, не залезая в душу. Так же и с Сашкой было. О жизни, по большому счету, я с ним не беседовал никогда. Так же, как и, например, со Свиньей, с Андреем Пановым, который был моим другом. Мы с ним никогда не беседовали на трепетные темы напрямую. И при этом, я думаю, мы друг друга чувствовали всегда.

Спонтанных реакций у Башлачева я не встречал. Парень был сдержанный и застенчивый. Эпатажность ему ни в коей мере не была присуща. Хотя, вот Свинья - тоже по сути своей застенчивый был персонаж, а тем не менее,..

Я занимаюсь «русским роком», хотя и не люблю употреблять эти слова. Сейчас это, по-моему, уже просто скомпрометированный ярлык. В юности я слушал западную музыку. В семьдесят седьмом году у меня было по три новых пластинки в день, я был фанат. И советской музыкой я вообще не хотел заниматься. Когда меня звали в восьмидесятом году на концерт «Аквариума» в Кусково, я отвечал: «Этого вашего советского говна слушать не хочу». А потом втянулся как-то. Когда ты слушаешь западную музыку, ты - чистый потребитель, а тут ты - соучастник. Но никакого рок-движения нет. Есть отдельные люди, что-то сделавшие, которых я люблю.

Когда меня спрашивают, кто подобен Башлачеву, я отвечаю: «Вот, например, Макс Ляшко». Они, конечно, совершенно разные люди, Макс более жизнестойкий, но слова как-то переплетаются… У Башлачева они цеплялись странно, и у Макса они тоже цепляются друг за друга, хотя и по-другому. Никто ничего не «открывал» и не «закрывал». Каждый сам по себе делает то, что из него рождается. Конечно, это рождается не на пустом месте, есть какая-то культурная подушка, у кого-то большая, у кого-то поменьше. И потом, десять-двадцать лет, это что, срок? Нет. Это через пятьдесят лет будет видно, кто там родился и на что сгодился.

Я не знаток поэзии вообще. Поэтому мне сложно говорить про поэзию. Я понимаю, что это мне нравится, чувствую печенкой, что это - мое, что-то внутри меня трепещет. Поэтический язык Башлачева - абсолютно естественный, нарочитости в нем никакой. Я видел черновики его текстов. Могу сильно ошибаться, но в зрительной памяти осталось, что они содержат следы работы над текстом, но совсем чуть-чуть. Для него стихи были совершенно естественной формой самовыражения, и поэтому, когда ему стало хуже по жизни, они перестали из него литься. И это для него было одной из жизненных трагедий. Хотя тут не понятно, что причина, а что следствие.

Про Башлачева не могу сказать, что он востребован. Вот, например, общепризнанный гений Николай Васильевич Гоголь! Был ли когда-нибудь востребован? Востребован ли он сейчас? Наверное, нет. Но всегда есть люди, которые его читали, и будут читать. Так же и с Сашкой, поскольку он -настоящий. Такие вещи остаются для узкой прослойки маньяков. Башлачев - это все-таки такая поэтическая маргиналия. Все, чем мы занимаемся, по большому счету, маргинальные вещи - и Майк, и Федя Чистяков, и Мамонов. Это все именно оно, потому что находится за скобками. Да и мы сами - за скобками.