Знак Кота - [58]

— Прими права гостя, Хинккель, — приветствовала меня Равинга словами более сердечными, чем я когда-либо слышал от собственной родни.

— Ты весьма великодушна к такому, как я, госпожа… я…

— Ты был призван, и теперь это твое место. Она сказала это так властно, почти как мой отец, и эта властность отпугнула меня на время от задавания вопросов.

Она не стала расспрашивать о моем путешествии, а провела меня через дверь, в которую вышла Алитта, в ту часть дома, где была кухня — оттуда шел такой аппетитный запах, что я мгновенно вспомнил о своем пустом желудке. Прямо посреди кухни сидел Мурри, наблюдая за девушкой, которая сновала между очагом и столом. Его усы трепетали, когда пасть приоткрывалась и он облизывался в предвкушении угощения.

Не задерживаясь там, моя хозяйка провела меня в одну из маленьких комнат, очевидно в отдельную спальню, Похоже, эта была предназначена для почетных гостей. Стены были украшены барельефом с танцующими песчаными котами, который тут же привлек к себе мое внимание, поскольку изобразить подобное мог только тот, кто хотя бы раз видел это вживе. Однако тут меня ждала и другая роскошь. Очень большая ванна — может, не такая, как во дворцах Домов, но вполне достаточная для любого человека. Она стояла у стены и, вдохнув ее запах, я понял, что в ней смешаны водоросли, смягчающие кожу и счищающие с тела путника грязь долгой дороги.

Кроме того, через жердь для одежды были перекинуты ржаво-желтый килт, длинная куртка зеленовато-синего цвета, вышитая у ворота и по подолу узором из крохотных хрустальных бусинок. Рядом ждала пара мягких ботинок из кожи ориксена. Я уронил на пол мешок, уставившись на это зрелище.

Ночлег и еда — да, такое часто предлагают гостям, но местный роскошный наряд — почему? Снова ощущение, что меня направляет что-то непостижимое, заставило почувствовать себя неуютно. И все же я не мог отвергнуть то, что было мне предоставлено, разумеется, вовсе не для того, чтобы обидеть меня. Хотя такой прием, вообще-то, полагался тому, кто вернулся из соло, правда, его должны были оказать родичи, а не чужой по крови человек.

Я стянул свои дорожные лохмотья и свернул их одним узлом. По большей части моя одежда была окончательно изношена. Надо будет постараться пополнить свой гардероб как можно скорее.

Затем я встал на коврик для мытья и обтер себя водорослевой губкой. Она была теплой, и моя стертая, покрытая шрамами, пересохшая кожа жадно впитала влагу. Я ощущал, как расслабляется мое тело. Я больше даже не удивлялся, почему мне оказан такой прием, а просто увяз в благодарном, ошеломляющем блаженстве.

Одежда подошла мне. Что тоже оказалось сюрпризом — хотя Равинга была так искусна в шитье одежды на кукол, что могла определить мой размер на глаз, пусть даже и не видела меня целый сезон. Сапоги были чуть великоваты, но это было неважно — по крайней мере, они не натирали ноги, как те многажды латаные, которые я только что сбросил.

Закончив, я встал перед зеркалом и окинул себя взглядом. Оно не могло показать меня целиком, но на мгновение мне померещилось, что я смотрю на какую-то из кукол Равинги, но увеличенную до человеческого роста. Лицо мое стало тоньше и темнее, волосы отросли так, что, даже когда я собрал их в хвост и закрепил кольцом, концы все равно касались плеч. Прощальный подарок сестры ярко блестел на руке, и, поддавшись внезапному порыву, я надел еще и кошачью подвеску, которую прятал от чужих взглядов большую часть моего путешествия. Сейчас она сверкала у меня на груди в распахнутом вороте куртки и, несомненно, была таким украшением, с которым даже по меркам богатой Вапалы мало что могло сравниться.

У меня было довольно сильное ощущение, что в эту комнату я вошел одним человеком, а выхожу совсем другим. Я пошел искать хозяйку дома. Мурри уже занимался содержимым большой миски, когда я вошел в столовую. Напротив с торжественным видом сидели в ряд три черных котти, не сводя с него взгляда. Перед ними стояли вылизанные дочиста блюдца.

Равинга поманила меня рукой к мягкой циновке рядом с ее собственной. Перед нами стояли низкие полированные столики. Третья циновка лежала под прямым углом к циновке Равинги, и там уселась Алитта, поставив перед нами последние накрытые блюда.

Тому, кто столь долго жил суровой жизнью пустыни, подобное могло показаться роскошнейшим пиром, достойным празднества избрания в лучших Домах. Я пробовал пищу, обычную для здешних жителей, выращиваемую в полях Вапалы, но неизвестную в моей земле, поскольку долгой перевозки эти продукты не переносили. Трапезу завершали свежие фрукты и питье, представляющее собой слабо благоухающую жидкость, которая согрела не только мое тело, но и разум. Эта ночь напоминала прекрасный сон.

Моя хозяйка не заговаривала со мной, и, как подобает воспитанному человеку, я занялся опустошением собственной тарелки — и еще дважды, что, наверное, было уже настоящей прожорливостью. Алитта дважды вставала, чтобы принести добавку. Мурри вылизал свою миску и теперь умывался. Сопровождаемый котти, он пересек комнату и растянулся во всю длину позади меня, хотя его огромное тело с трудом умещалось на ограниченном пространстве. Я слышал его тихое утробное урчанье. Когда с трапезой наконец было покончено, я осмелился нарушить молчание.