Знак «фэн» на бамбуке - [28]

От Чэнь Есяна не укрылся смысл обращённых к нему речей. Беглая улыбка, похожая на гримасу, промелькнула на тонких губах.

– Не затрудняйте себя, пожалуйста, господин командующий. Удостоенный вашими мудрыми наставлениями, я навек запечатлею их в своём сердце. Я всего лишь простой солдат и готов выполнять приказы того, кому подчиняюсь. Вам незачем меня уговаривать. По милости Неба, подчиняюсь я вам.

– Значит, вы согласны присоединить к нам ваши полки?

Чэнь Есян никому не давал повода усомниться в его храбрости. И вовсе не от того – жить ему или умереть – зависел его ответ. Просто он взвесил, как мало пользы он сможет принести, находясь в плену у «Красных повязок», и какое широкое поле деятельности откроет перед ним свобода.

– Согласен, – с поклоном сказал Чэнь Есян.

– Брат! – воскликнул Чжу Юаньчжан, и его большие глаза засияли. – Вы подарили мне счастливейший день. Я велю выбить сегодняшнее число на нефритовой табличке и буду носить при себе вместо защитного талисмана. Прошу вас, не откажите мне в счастье считать вас истинным братом.

Жаль, что Чжу Юаньчжан не вспомнил слова предсказателя о зрачках человека, когда говорит тот правду и когда лжёт, не до того ему было в праздничный день. В жертву Земле и Небу во дворе закололи белую лошадь и чёрного быка. В бронзовой вазе зажгли большую свечу. Чжу Юаньчжан и Чэнь Есян встали друг против друга, по сторонам вазы. Отвесили положенное число поклонов. Произнесли слова клятвы, жаркой, как кровь.

Отныне они могли считать себя настоящими братьями.

Мы собрали урожай,

Мыши крикнули: «Отдай!

Наши рис, мука и чай»,

– пропел совсем близко звонкий задорный голос.

Набежали жадной стаей,

Всё зерно перетаскали,

– подхватили весело другие голоса. Зазвучал и стал удаляться смех.

– Слышишь, пошла гулять по свету наша с тобой песенка. Слова у неё новые появились, – сказал Мисян куда-то себе за пазуху и пропищал сам себе в ответ, будто ответил тонким голоском горностай: – Песня рождается оттого, что один человечек выразил чувства, понятные многим человечкам.

– Ты на землю его не спускаешь, боишься, что убежит? – спросил Ванлу.

– Куда ему бежать? Привязан ко мне, словно собака. Когда меня стражники арестовали, я хотел его у актёров оставить. Так он впрыгнул на кангу, к щеке прижался. Шипит, зубами щёлкает, страшней разъярённой крысы. Мне его с канги не достать, рукой не дотянуться. Другим, хоть и маленький, а не дался. Так и повели нас вдвоём, на потеху всему Цзицину.

– От такой потехи в пору заплакать. – Ванлу положил ладонь на плечо обретённого брата и крепко сжал.

Они сидели на верхней площадке башни. Ванлу назначили в ночную охрану, и он выпросил разрешение взять с собой Мисяна. На две стороны, влево и вправо, тяжело ползли крепостные стены. Впереди лежала равнина, высвеченная луной. Внизу шумел, пел и плясал и насыщался праздничной пищей город. Над головой висело бездонное небо, прозрачное от луны, величественное и молчаливое. Лучистые звёзды посылали на землю таинственные и непонятные знаки, предупреждали о чём-то. Пролетел одинокий журавль. Белым шёлком блеснули крылья, изогнутые наподобие колеса. Журавль прокричал своё, долгое и печальное, и скрылся из вида.

– Чешуйки твоих доспехов похожи на перья, – сказал вдруг Мисян и провёл тонкими пальцами по длинным кожаным язычкам на груди Ванлу.

– Жаль, что с ними не полетишь, – отозвался Ванлу. – Много дорог проходили мы с досточтимым учителем. Учитель предсказывал людям судьбу, вернее, помогал им понять самих себя, а я всё разыскивал тебя и третьего брата. Были бы крылья, всю Поднебесную облетел бы тогда.

– Всё равно встретились.

– Теперь бы слетал проведать досточтимого учителя. Он мне сам приказал остаться у «Красных повязок». «Старости пристало давать советы, молодости – безоглядно биться за правое дело» – такие проговорил он слова, когда мы прощались. Эх, – перебил сам себя Ванлу. – Обрадовался бы досточтимый учитель моему счастью. Много раз он твердил: «Живы твои названые братья и непременно найдутся».

– Малыша бы сюда. Представляешь, втроём бы сидели.

– Побоялся о малыше расспросить тех стражей, что тебя с Пэй Сином из города выводили?

– Побоялся. Подумал, ещё схватят его вместо меня, да и как расспросить, когда ни имени, ни родового прозвища – ничего про него не знаем. Успел словечко шепнуть одному актёру, верно, разыщет. Представляешь, – рассмеялся неожиданно Мисян, – в тот самый день, когда нас в разные стороны раскидало, меня твой бамбук от смерти спас или от раны.

– Что же молчишь, расскажи.

– Побежали мы со стариком через лес. Впереди голоса, лязг оружия. Мне бы, дурню, сообразить, остановиться, ведь своими глазами видел солдат. А меня словно в спину кто-то толкает, гонит вперёд. Надо, думаю, увести Пэй Сина подальше, чтобы Первому с Третьим хватило времени скрыться.

Ванлу хотел что-то сказать, но сдержался. Зачем попрекать брата прошлым в счастливый нынешний день?

– Думаешь, я не ругал себя, что ослушался? – догадался Мисян. – Ты тогда не велел начинать без твоего сигнала, а я сгоряча начал. Один я во всём виноват.

– Ещё неизвестно, как дело бы обернулось. Рассказывай дальше. Прости, пожалуйста, что перебил невольно.