Змея в норе - [5]

Один из случаев породил новую версию: убийца, прежде чем напасть, гипнотизирует.

Поздним вечером молодая женщина вывела прогулять своего громадного добермана. Собака, обнюхивая кусты вдоль улицы, отстала, а перед женщиной вдруг возникли в темноте две сверкающие точки. Она потом говорила:

— Меня как сковало!

Потом она заметила силуэт старухи и узнала в нём недавно умершую мать. Идя с собакой в темноте, она как раз с грустью думала о ней. С рычанием подбежал доберман и сшиб хозяйку с ног. Она сильно ударилась о землю, но хорошо запомнила яростное рычание, потом лай собаки и какой-то нечеловеческий голос. У собаки было несколько глубоких ножевых ран, которые, конечно же, предназначались хозяйке.

Дом старого Рика опустел. Не звучали в нём весёлые песенки Карьяты, некому было ругать его, что не накинул в прохладную погоду пончо и пообедал одними печёными бананами.

И всё же Гроте завидовал соседу. Тот и после смерти внучки не остался одиноким. Почти каждый вечер возле его дома появлялся живой цветник — приходили подруги Карьяты. Многочисленные племянники и племянницы приносили старику корзины фруктов, свежие лепёшки и куски свинины, звали его жить в свои дома.

Гроте знал: умрёт старый креол — над ним искренне поплачут, будут заботливо убирать могилу цветами, корни его дали многочисленные побеги и прах смешается с родной землёй. Что осталось ему, Карлу Гроте? Забвение. Забвение и безысходность. Он тоже старик, родина далеко, а потомки, наверное, стыдливо скрывают своё родство с бывшим нацистским преступником. В Латинскую Америку нет смысла стремиться: эсэсовцы, когда-то удравшие туда, мертвы. Бермудский треугольник сыграл с ним жестокую шутку, и когда он покинет этот мир, на могильном камне не будет даже его настоящего имени. Он влачит жалкое существование среди цветных. Ишь как свободно разгуливают они по своему острову, как садятся за один стол с европейцами. Он ненавидит их! Ничего, они ещё попляшут! Уже боятся ходить по своим улицам в тёмное время, а скоро будут пугаться собственной тени.

Старый Рик теперь до рассвета сидел у дома с острым мачете на коленях, в случайном прохожем надеясь угадать убийцу.

Что сделала этому подлецу весёлая, добрая Карьята?! Как радовался старик, что прошли времена с непосильной работой и внучка живёт в свободном мире. Он вырастил её, заменив отца и мать, вся жизнь была в ней. Как тяжко теперь входить в дом, где всё ещё сохранился еле уловимый запах духов, а на стене под простынёй висят её нарядные платья.

Днём он уходил на побережье к любимому своему месту. Берег там был каменистый, и, слава богу, туристы на нём не останавливались. Каждый обломок скалы, каждый изгиб лагуны были знакомы с детства. С мальчишками он когда-то проводил здесь дни — море кормило их. После отлива среди водорослей и камней оставалась мелкая живность: крабы и креветки. Бывало, что на крючок попадалась крупная рыба, а иногда удавалось вытащить на берег черепаху. Младшие сестрёнки и братишки наедались досыта. Дальше по берегу, в утёсах, были гнезда крачек и чаек. Здесь Рик проводил ласковые тёплые вечера с будущей женой, здесь он тосковал, похоронив её. У этого берега, в лагуне, он учил маленькую Карьяту познавать море: плавать и доставать с неглубоких мест съедобных моллюсков.

Вот и сегодня Рик сидит у моря, потому что невыносимо быть в доме, где на стене висят платья Карьяты и пахнет её духами. Пенятся волны, разбиваясь о риф, близко суетятся чайки, не обращая на него внимания, будто от горя он превратился в камень.

Но что это извивается в пене прибоя? Что-то белое скользит, то показываясь из воды, то скрываясь. Дохлая морская змея? Нет, морские змеи чёрные и живут на большой глубине, а когда издыхают, идут на корм другим рыбам. Рик подошёл и, разглядывая, нагнулся над кромкой прибоя — длинный кусок нейлонового каната!

Он долго смотрел на канат, и в нём зародилась догадка. «Видно, судьба сжалилась надо мной, — подумал он, — сжалилась и подсказала решение!»

Наступила ночь, погасли огни в окнах домов, все двери были крепко заперты, а Рик тихонько вышел из дома в длинном чёрном плаще. За поясом острое мачете, а шею старика плотно обвивал нейлоновый канат, и казалось, он прямо и напряжённо держит голову.

Рик вернулся домой в час рассвета, повалился на циновку, пробормотав:

— Мы с тобой встретимся! — и крепко заснул.

Каждую ночь он стал бродить по городу, несколько раз патруль останавливал, а узнав, предлагал проводить до дому. Старик в ответ сердито говорил, что у него назначена важная встреча, и поспешно уходил от полицейских. Они решили: старик с горя помешался. Возвращаясь на рассвете, Рик спал до вечера, потом сидел у дома, встречая многочисленную родню, а ночью потихоньку исчезал.

Синьор Почако внимательно интересовался его здоровьем, спрашивал, где это он пропадает по целым дням, и Рик говорил, что рыбачит, но рыба не идёт, должно быть, от жары ушла в глубину. Ночные похождения были тайной Рика, он никого в них не посвящал.

Гроте испытывал разочарование и презрение к старому Рику: быстро же дикари забывают своих покойников! Сидит себе как ни в чём не бывало у дома, встречает родичей, гладит по головкам детей, улыбается, вроде помолодел даже, в раньше мутных глазах появился блеск — туземный идол из дерева?