Змея на груди - [42]

– В Москве дешевле.

– Не уверен.

– Тогда не знаю. Но зачем-то они все в Москву едут? Кто в поисках работы, кто в поисках развлечений…

– А ваша женская интуиция? Она на что? Может, она вам подскажет.

– На нее надежда слабая, она у меня весьма непредсказуемая.

– Пульхерия Афанасьевна, отставить панику, и следите за дорогой, – резко посоветовал Вольский.

– Слушаюсь, мон женераль, – отчеканила она с французским проносом. И самокритично добавила: – Чем говорить глупости, я лучше буду глубокомысленно молчать.

Глава пятнадцатая

Упрямство рождено ограниченностью нашего ума: мы неохотно верим тому, что выходит за пределы нашего кругозора.

Франсуа де Ларошфуко

На самом заднем сиденье автобуса марки «Мерседес», двигавшегося на восток от Москвы, сидел Кузьма Константинович Ребров, невидящим взглядом уставившийся в окно. Левая рука его теребила мочку уха, а косточку указательного пальца правой руки терзали сжатые зубы. Мозг его бурлил, руки вспотели, а сердце было готово выскочить из груди. Куда он едет? Почему он дал себя втянуть в это сомнительное дело? Сессия закончилась, через неделю он должен был отправиться в Ниццу, где у его родителей была небольшая вилла на побережье. Солнце, пляж, по вечерам дискотеки и бары. Какого черта он делает в этом дурацком автобусе?

У Вольта проблемы с отцом и с финансами, а ему какое до всего этого дело?

Сумерки сгущались, темный лес все ближе подступал к шоссе, косой дождь заливал стекла автобуса. Свет в окнах небольших деревенек, мимо которых они проезжали, лишь на короткое время отвоевывал у темноты небольшие участки, и тогда Кузьме казалось, что за пределами этих светлых участков притаилось нечто страшное, чудовищное, смертельное. Иногда автобус обгоняли автомашины, их красные габаритные огни проскальзывали мимо, устремлялись вперед и терялись в ночной темноте; иногда встречный транспорт залеплял глаза яркими вспышками фар дальнего света.

Кузьма повернул голову и прижал разгоряченный лоб к холодному стеклу. Под ним в багажном отделении трясется проклятый рюкзак, набитый деньгами…

Он скрипнул зубами. Зачем он ввязался в это? Деньги ему не нужны. Если он станет тратить их слишком много, все сразу поймут, обо всем догадаются. Да и на что их тратить? На карманные расходы он получал более чем достаточно, если возникала необходимость, обращался к отцу. Тот никогда ему ни в чем не отказывал, не устраивал унизительных допросов типа «зачем, да почему, да ты понимаешь, сколько лет нужно трудиться простому рабочему, чтобы это приобрести?». Он всегда относился к нему с пониманием. После окончания университета ему гарантировано отличное место в одной юридической фирме, которой формально владел двоюродный брат матери, а на самом деле она принадлежала отцу. Если его дела пойдут хорошо, отец доверит ему более серьезную работу. Мать уже присмотрела ему хорошенькую и богатую девицу, дочь ее лучшей подруги. Тогда какого черта он ввязался в это дело?

Кузьма мучительно терзал себя, но ответа не находил. Может быть, виной всему было раннее утро, двойной джин с тоником или… или что? Какую вескую причину он мог назвать себе, а тем более ментам? А какую причину примут они? Никакую! И самое ужасное, что он знал это! Будь он на их месте, тоже не принял бы. Следование дружеским идеалам – сам погибай, а товарища выручай… Ему надо было, наоборот, отговорить Вольта от этой затеи, объяснить всю ее опасность. Но разве опасность Вольта когда-нибудь останавливала? Она только подстегивала его азартного друга. Нет, никакими увещеваниями его пронять было нельзя. Оставалось только повернуться и уйти с той проклятой веранды гольф-клуба в то проклятое утро. Но он почему-то остался. А теперь мучительно ищет оправдание своей собственной глупости и безрассудству.

Автобус проехал указатель на Ногинск, въехал на железнодорожный мост, дальше дорога сужалась, автобус снизил скорость. Лес вплотную подступил к обочине, темной, зловещей массой высился по обеим сторонам. Вдруг мрак отступил, шоссе пересекало открытое пространство, и оно опять стало широким. Автобус заметно увеличил скорость. Кузьма гнал от себя отчаяние. Это чувство не поможет, особенно сейчас, когда есть еще возможность что-то изменить, попытаться найти выход, надо начать думать, напрячь извилины. Ведь должен же быть этот проклятый выход!

«Прежде всего успокоиться! – сердито скомандовал он себе. – Думай, думай, думай! Вариантов может быть много, только какой из них избрать?»

Во-первых, он может просто вернуть деньги. Отставить возле дверей квартиры Вольского, позвонить и убежать. Но он понимал, что это уже ничего не решит и не освободит его от обвинений, только облегчит милиции задачу его вычислить. Можно, конечно, принести рюкзак прямо в милицию и во всем сознаться. Нет, Кузьма покачал головой, ни одна их этих идей ему не нравилась.

Какие еще есть возможности? Он может просто выйти из автобуса и оставить рюкзак в багажном отделении. Забыть о деньгах. Сделать вид, что их не существует, посыльный не сдавал их в багажное отделение автобуса. Ребров сердито нахмурился при этой мысли. Могла ли Оксана быть неподалеку, наблюдая, как посыльный сдает рюкзак в багаж? Или Ромашка? Он их не видел, но это ровным счетом ничего не значит, ведь он и не искал их, не осматривался по сторонам, пытаясь определить, следят за ним или нет. Другая мысль пришла ему в голову, обесценив первую. Он не мог оставить деньги в автобусе и рассказать всем глупую историю о том, что посыльный с деньгами не явился. Черный рюкзак на конечной станции вскроют как невостребованный багаж, и через пять минут об этом будут знать все, наутро эта новость докатиться и до Москвы. О таком событии обязательно сообщат в новостях по телевизору, да и газеты в стороне не останутся.